Алекс Кун - Форт Росс

До последнего раздавал инструкции и грозил карами. Уезжать откровенно не хотелось. Казалось, еще чуть-чуть и…

18 мая канонерка, забитая до катерных палуб припасами, стальными изделиями для Гаваев и золотом с мехами для Цусимы, подняла якоря из вод бухты Алексии. Настроение было смешанным. Погода шептала, но она девушка ветреная, а прошлогодний переход на «Юноне» еще свеж в памяти. И зубы ныли — похоже, обзавелся собственным барометром, в дополнение к сигналам от пятой точки. С возрастом наживают не только опыт, но еще и встроенные в организм устройства «раннего предупреждения». Выходит, меня сия чаша не минула.

Переход решили совершить на широте Алексии, наплевав на попутное течение, расположенное ближе к экватору. Дело в том, что тропические циклоны, ураганы и прочее непотребство тяготеют к экватору. Чем дальше от него, тем меньше вероятность попасть под раздачу. Если мне не изменяет память, то на широте тридцати градусов возможность угодить в ураган становится только теоретической. Хотя, обычный шторм на этих широтах никто не отменял.

Как показали две седмицы перехода — решение приняли верное. Канонерка уверено шла на запад, переваливаясь через ухабы океана, брызгая на палубу порциями воды и лениво похлопывая шкаторинами парусов. Команда, вслед за канонеркой, расслабилась. Пришлось раздавать пачки нарядов, заснувшим на вахтах.

Погода держалась солнечная, но на юге бродили тучи. Народная мудрость про героев, идущих в обход, в очередной раз продемонстрировала свою актуальность. Самым серьезным ЧП за весь переход можно считать сбитого гиком в воду матроса. Но это стоило отнести не к сложности плаванья, а к сонной одури экипажа. Матроса достали, экипаж взбодрили ученьями, но потихоньку переход вновь впал в размеренность.

Самой серьезной проблемой этого этапа можно считать духоту и влажность. Задумался об аммиачном кондиционере для кораблей. Единственным тонким местом стал сам аммиак, ибо корабли военные, и попадание в них снаряда может привести к разливу нашатыря внутри корпуса. Делать для самого себя газовую камеру — не хотелось. Вот и думал над конструкцией систем охлаждения.

Пока не оборудовали канонерку штатным кондиционером, извратились над ледовой системой обогрева, переключив один из конденсаторов неработающих двигателей на прокачку забортной водой и продув через него воздуха системы вентиляции, хоть немного облегчая жизнь экипажу.

Духота имеет свою неприятную сторону. Вечно влажное белье, потертости, нагноение самых мелких царапин. Все это усложняло жизнь. Каждому климату — свои беды. На севере обморожения, на юге тепловые удары и нарывы, а между этими крайними точками весь спектр простуд. Медикам на кораблях скучать не приходится.

Впрочем, житейские сложности входят в естественную жизнь моряка, и наш переход можно считать спокойным. Был бы кондиционер — вообще назвал это плаванье круизом. А найди мы на канонерке место под бассейн с пресной водой, круиз приобрел бы название «шикарного». Но с пресной водой плохо, маловата канонерка для дальних переходов вне видимости берегов. Зато сложилось представление о минимальных требованиях к пассажирскому кораблю, эксплуатирующемуся в южных водах.

Третья седмица перехода подвела нас к расчетной точке поворота на юг, прямо в объятия клубящихся у горизонта туч. Спорил с капитаном и навигаторами — предлагал затянуть с поворотом к Гаваям и переждать. Алексей назвал меня «дюже боязливым» и корабль развернулся к югу. Пожал плечами и поспешил в каюту собирать бумаги, с которыми работал весь переход, упаковывать их по герметичным рундукам и привязывать вещи шкертиками, обтягивая имущество «по штормовому». Потом спустился в машинное, устроив ревизию механикам. За весь переход основные двигатели мы так и не запускали, и теперь заставил сделать тестовый прогон всех систем, после чего устроил аврал по приборке и штормовому креплению. А то расслабились они! Инструмент на палубе валялся. При шторме гаечный ключ весом в три килограмма может не только дурные головы механиков пробить, но и в механизм попасть — что значительно хуже, и тянет уже на утопление многих голов.

Глядя на мои «извращения» смешки и расслабленность по кораблю постепенно прекращались. Лично видел, как матросы начали приборку кубриков и переукладку рундуков. Капитан с Алексеем бросали на меня косые взгляды, но решения своего не поменяли. Флаг им в руки. Переговорил с боцманом, чтоб смазали направляющие стеньг, дабы можно было быстро сбросить паруса.

Ужинали, как обычно, в тесноте штурманской рубки. Говорили о пустяках, старательно обходя мое «самоволие». Разговоры вертелись вокруг ожидаемых ледовых кораблей.

Отвар в чашках явственно указывал на увеличивающийся крен корабля, и разговоры за ужином стихали, давая навострившимся ушам послушать переговоры вахты в рубке, сдобренные завыванием ветра в снастях.

Первым не выдержал капитан, выскочивший из-за стола, кивнувший, извиняясь, присутствующим и устремившийся в рубку, откуда немедленно посыпались приказы: «право двадцать», «кливера долой», «спустить стеньги»…

Сидеть, прислонившись к наклоненному, подветренному борту, было удобно. Если закрыть глаза, казалось, будто развалился в кресле качалке, в руках горячая кружка, и заботливые внуки тебя раскачивают. Лепота. Жаль только, что дело явно идет к зачитыванию «завещания».

Стряхнул с себя сытую расслабленность, помогая коку убирать со стола приборы, обещавшие в скором времени обрести самостоятельную жизнь и склонность к полетам. Подвел итог беседы с царевичем.

— … и все же подумай. Надобно за нашими, немалыми, деньгами в России приглядеть. Да и прожекты наши протолкнуть. Ведь не насовсем тебя вернуться прошу. Со следующим конвоем обратно придешь…

— Граф. Полно об том. Место мое тут, и слышать об ином не желаю более.

Алексей, подчеркивая свои слова, поднялся, бросая салфетку на стол, и кивнув поднявшимся за ним сотрапезникам, вышел в рубку.

Опустился обратно, занимая уютное «кресло-качалку», прикрыл глаза. Все не так. Пока руки заняты, вроде и хорошо, а вот так, сидя с кружкой, под мерное качание, видения разные. О наплыве иностранных кораблей, о разворовывании наших денег, отправляемых в Россию, о мастерах, что самолет чуть ли не одним напильником делают. О крестах, что рядом с поселениями рядками нарастают.

Открывать глаза не хотелось. По кораблю неслись звонки оповещения и дробный топот матросов. Злорадство, «предупреждал ведь», давно перегорело. Поймал себя на том, что присматриваю веревку, дабы надежно пристегнуть тушку к переборке, и налить себе еще отвару из поскрипывающего в карданном подвесе самовара. Участвовать в предстоящем бардаке желания не наблюдалось.