Дмитрий Хван - Хозяин Амура

Ефремов, уже многое знавший об ангарцах из писем Вельского, поддержал Смирнова сразу же, как и все стрельцы. Лишь немногие из дьяков, находившихся при отряде стрельцов, были возмущены непослушанием онгарца, о чём они не молвили в тот момент открыто, справедливо опасаясь получить тумаков от взволнованных происходящим людей, но их возмущённые лица да недоуменные перегляды говорили о том прямо. Полковник, подозвав стрелецкого воеводу, приказал незамедлительно тех дьяков запереть до поры в сарае да охранять, чтоб не сбежали. Лишний шум за пределами карельских землиц сейчас был ни к чему.

— Может, зарезать их чутка попозже? — осведомился насчёт дальнейшей судьбы новгородских чинуш Афанасий, но получил на сей счёт отрицательный ответ.

— Лишняя кровь не нужна, — негромко проговорил полковник. — Сгодятся они нам на что-нибудь.

Между тем крестьяне привели ещё и священника местной церквушки, и тот принялся зычно славословить прежнего владыку Сильвестра и поносить лютеран, припоминая все обиды, нанесённые ими православной вере, и те гонения, что претерпели от ворога священнослужители. В итоге он довёл толпу до экзальтации: казалось, дай им дубины, и все крестьяне кинутся искать шведов в густых лесах северного Приладожья. Андрей Валентинович понял, что следует срочно заканчивать определивший многое митинг, и дал знак своим стрелкам и стрельцам Ефремова потихоньку раздвигать шумевший народ в стороны, чтобы покинуть собрание, прихватив с собой уже пришедшего в себя Родиона Лобанова и нескольких наиболее рьяно выступавших ораторов.

Теперь следовало провести собрание в более узком кругу первоангарцев с целью выработки дальнейшей стратегии и определить тактику ближайших действий. С тиурульским боярином, ещё не совсем осознававшим, что происходит вокруг, Смирнов решил поговорить вечером, когда у него появится свободное время, а покуда Родиона снова заперли в тёмную, без единого окошка комнатёнку. Лобанов не протестовал, смирившись со своим положением, и принялся ожидать обещанного разговора при свете огарка свечи, завалившись на застеленную тряпьём лавку. Крестьян же, похвалив за рвение и правильную позицию, отпустили по домам, снабдив первым заданием. За ближайшие пару седмиц им, с помощью Семёнова и Лобанова, приказано было составить список окрестных поселений, указав численность проживающего там люда. Причём учесть надо было и самые мелкие, пусть и в пару дворов. Также требовалось выяснить число мужчин, способных без сильного ущерба хозяйствам встать под знамёна ангарского отряда. Смирнов прикинул необходимое число рекрутов — три-четыре сотни. Такое количество можно было отлично вооружить и экипировать, используя захваченные у шведов трофеи. Основная часть этого имущества была оставлена в Кореле, вместе с некоторым количеством стрельцов и почти всем обозом. Таскать за собой толпу крестьян было глупо, а вот наученные стрельцами ополченцы сгодятся в обороне этой же самой Корелы, ежели придётся им повторить свои недавние подвиги в деле сопротивления шведским оккупантам. Народ тут тёртый, упрямый, любящий свой край, а потому надёжный. Ангарцы вошли в эту среду непринуждённо, показав свою силу и твёрдость духа. Поэтому корельцы да ладожане легко приняли новую власть, теперь же сибирякам оставалось не разочаровать этих людей. За неполные три десятка лет их предавали уже дважды, отдавая шведу, обрекая на противостояние с чуждой карельцам культурой. В прошлом ангарцев, которое они помнили, это дорого обошлось Руси, сильно оттеснённой Швецией с бывших новгородских окраин.

Наконец, по прошествии часа, все двадцать морпехов собрались в горнице одного из лучших домов в Сердоболе, где ранее жил местный пастор, бежавший прочь со всех ног, едва первые стрельцы показались на окраинах селения. Когда полковник Смирнов, оставив сына за дверью и пригнувшись, чтобы не задеть головой низкую притолоку, вошёл в помещение, на него сразу уставились два десятка пар глаз. Кто смотрел с напряжением, кто с ожиданием, кто явно выражал одобрение, а некоторые и покачивали головой, показывая своё неприятие идее пойти наперекор обстоятельствам. Андрей Валентинович молча прошёл во главу стола и устало опустился на лавку.

— Ну, говорите, ребята! — Оперевшись локтями о шершавую поверхность стола, полковник сцепил пальцы рук и прижался к ним подбородком. — Всё как есть говорите… — Он внимательно осматривал лица своих парней из-под нахмуренных густых бровей.

Здоровые, ещё недавно уверенные в себе мужики в пропахших порохом форменных кафтанах переглянулись, решая, кому начать трудный разговор со Смирновым. Повисла неловкая пауза, во время которой было слышно сопение и покашливание бывших морпехов.

— Ну, раз так, то пока вы думаете, скажу я. — Полковник раскрыл свой портфель, положив на стол папку с бумагами. — Итак, для сопровождения до Ангарии наших пленных, числом четыреста двадцать шесть человек, мне необходимо отрядить пять человек. Для контроля над стрельцами, ну и общим поглядом. Необходимо довезти пленников до Енисейска, не допуская над ними насилия, — грабежа и прочих неудовольствий. Желающие есть?

Он внимательно осмотрел удивлённые лица подчинённых. В глазах некоторых он прочитал облегчение и внутренне усмехнулся, ожидая реакции подчинённых.

— Найдутся, товарищ полковник! — Лопахин, кивая, посматривал на товарищей.

— Старший группы мне нужен сейчас! — твёрдо сказал Смирнов. — В Твери и Нижнем надо будет осуществлять приём групп переселенцев. Леонов!

— Я, товарищ полковник! — тут же отозвался крепыш с поседевшими висками — тёзка начальника.

— Назначаю тебя старшим группы доставки! Возражения есть? — деловым тоном проговорил полковник.

— Никак нет! — гаркнул Леонов.

— Хорошо, группу наберёшь сам, вечером ко мне со списком и блокнотом.

— Есть!

— Далее… — Смирнов зашуршал бумагами, ища нужный лист. — По нашим стажёрам. До сего момента мне были поданы двадцать отчётов с положительными характеристиками, с тех пор мнения о ребятах остались прежними?

— Так точно, без изменений! — таков был общий ответ офицеров о выпускниках Удинской школы, направленных в батальон «Карелия» для прохождения практики в боевых условиях.

У каждого выпускника, получившего от Саляева представление не на сержантскую, а на офицерскую должность, был свой «дядька» — офицер-первоангарец, который доводил своего заместителя до утверждения в офицерах либо оставлял сержантом набираться опыта дальше.

— Отлично, значит, я утверждаю в лейтенантах всех! — Полковник сделал соответствующие записи и отложил карандаш. — Теперь вернёмся на грешную землю и обсудим наши перспективы в Карелии.