Руслан Мельников - Тевтонский крест

Бурцев пытался понять, к чему клонит хан. Кхайду продолжал все тем же монотонным голосом:

— Послы говорят, Легница хорошо укреплена. А у нас почти не осталось громовой смеси. Кувшины с жидким огнем и стенобитные орудия мы потеряли под Вроцлавом…

Ни взгляда, ни полвзгляда в сторону Бурцева.

— … Легкие стрелометы хороши в поле, но крепостных стен им не одолеть, — в глубокой задумчивости говорил хан. — А помогут ли нам громовые шары китайского мудреца, если поднести их к воротам, — этого точно не знает даже сам Сыма Цзян.. Да и мало у нас железных горшков с огненным громом. Полон свой мы распустили, а новый уж не набрать — все окрестные крестьяне давно укрылись в Легнице. Значит, засыпать рвы, строить вокруг города тын и подносить к стенам лестницы и осадные щиты придется под польскими стрелами моим воинам. Многие из них найдут свою смерть при штурме крепости. А ведь мои тумены сегодня уже понесли серьезные потери. У меня не было таких потерь с тех пор, как я вступил в Польшу. Поэтому сейчас на счету каждый всадник, способный держать оружие.

Скрытый намек? Но к чему намекать? Если хан не желает отпускать новгородцев, то сказал бы прямо. Ишь, хитрословие восточной дипломатии!

— Да, воины мне нужны. — Кхайду не отводил взгляда от костра. — Только что у меня был гонец от хана Бату и его военачальника Субедэя. Посланник прискакал из венгерских земель, куда наши главные силы вошли, преследуя половцев-кипчаков, и привез дурные вести. Венгры и половцы отступают, но войско Бату и Субэдэ слишком ослаблено. Оба считают, что пришло время объединяться. Я тоже думаю, сейчас разумнее всего собрать наши тумены в единый кулак.

Тягостное молчание…

— Мне нужны воины, — еще раз повторил Кхайду. Голос его зазвучал жестко. Брови сдвинулись. Первое столь явное проявление эмоций. И не самое лучшее проявление.

«Ну, все, — внутри у Бурцева что-то оборвалось, — никуда нас хан не отпустит, а начнем качать права — казнит в назидание другим. Сказки о трепетном отношении к договорам с союзниками Дмитрий и Буран-гул пусть расскажут кому-нибудь другому».

— Да, мне нужны воины, Вацалав, поэтому в помощь твоей дружине я не смогу выделить большой отряд.

В помощь?! Он не верил своим ушам!

— Но ведь тебе, Вацалав, и не требуется слишком много воинов, чтобы настичь магистра Конрада и расправиться с ним.

Это был не вопрос — утверждение.

— Значит, мы можем выступать? — осторожно спросил Бурцев.

— И чем скорее, тем лучше. Напасть на магистра следует в польских землях, пока он не укрылся в каком-нибудь тевтонском замке.

Все верно. Время слишком дорого, чтобы медлить. Бурцев кивнул. Аудиенция закончена? Нет… Еще нет. Кхайду продолжал:

— Мне хорошо известно о тайных планах Конрада. Крестовый поход, который он замыслил, опасен не только для Руси, но и для народов степей. А потому я надеялся добраться до магистра тевтонов прежде, чем он начнет осуществлять свой замысел. Однако потери, которые мы понесли сегодня…

Хан тяжело вздохнул:

— А тут еще гонец от Бату… Мне придется уводить свои тумены в Венгрию. Может быть, потом… Хотя кто ведает, что будет потом. Боюсь, не суждено уже моей сабле срубить голову Конрада Тюрингского. Значит, это должен сделать ты, Вацалав. Пока еще есть такая возможность. Иначе весь наш поход по польским княжествам — впустую. Так что собирай своих русичей.

Уже на пороге хан окликнул его. Лицо — по-прежнему невозмутимое, глаза смотрят прямо. Но неужели в этих двух щелочках поблескивает недостойная воина влага. Или только истинного воина и достойная?

— Желаю тебе отыскать свою жаным хатын-кыз, Вацалав.

Кхайду на мгновение отвел глаза. Влево — туда, где на хана взирала с картины на шелку черноокая восточная красавица.

Бурцев еще раз кивнул. На этот раз с благодарностью. Аделаида действительно была его «любимой женщиной», как выразился Кхайду.

Когда Бурцев выходил из ханского шатра, он думал только о малопольской княжне. И о мести. За тот шрамик под левой грудью Аделаиды уже поплатился жизнью Казимир Куявский. Теперь наступала очередь тевтонского магистра Конрада.

По приказу Кхайду-хана к новгородцам присоединились воины Бурангула. Его изрядно потрепанная сотня уже была пополнена лучниками из других татарских отрядов. Кроме того, хан снарядил в погоню за Конрадом пять десятков отборных нукеров из личной гвардии. В итоге вышло двести с лишним всадников. Более чем достаточно! У разбитого магистра сейчас едва ли наберется сотня рыцарей и кнехтов.

Предводителем отряда был назначен Бурцев. Никто — даже нукеры из знатных монгольских родов — не возражал. Слово хана — закон. Да и выполнять приказы прославленного богатура, получившего в награду за доблесть золотую пайзцу, ни для кого не считалось зазорным.

С каждым всадником в погоню отправлялось по паре запасных лошадей. Еще одна тройка попеременно везла связку «громовых шаров» Сыма Цзяна. Набитые порохом китайские бомбы были последним подарком Кхайду. Отказавшись от штурма Легницы и готовясь к отходу в венгерские земли, хан счел, что «юзбаши Вацалаву» железные горшки больше пригодятся при выполнении опасной миссии. Юзбаши Вацалав спорить не стал. Он-то собственными глазами видел, как «громовые шары» разметали тевтонскую свинью на Добром поле. Не принять такой подарок было бы глупо.

Дорога, по которой отступили от Легницы крестоносцы, шла вдоль серебрящейся ленты Одера, то углубляясь в густые чащи, то выбираясь к обрывистым берегам реки. Свежие следы подкованных копыт, отчетливо видневшиеся на влажной земле, свидетельствовали, что недавно тут действительно проезжал отряд тяжеловооруженных всадников. А окровавленный белый плащ с черным крестом (его обнаружил в придорожных кустах возле порушенной паромной переправы под Глоговом один из нукеров Кхайду-хана) давал понять, кем были эти всадники.

Переправа не охранялась. Вдали, правда, возвышались стены и башенки небольшой крепостцы. Но и оттуда никто не мчался к дружине Бурцева, размахивая оружием. То ли местный гарнизон слишком мал, то ли страх перед пришельцами, разбившими армию Генриха Силезского, был слишком велик.

И все же у переправы пришлось задержаться. Куда идти дальше — вот в чем вопрос.

Разведчики Бурангула переплыли реку вплавь, держась за конские хвосты и надутые турсуки. Вернулись… На противоположном — правом — берегу обнаружились следы десятка, не больше, всадников. Кто такие — крестоносцы или подъезжавший к воде напоить коней польский разъезд — не понять.

Зато на левом берегу дорога, уходившая на запад — в леса, оказалась истоптана копытами.

— Что скажешь, Дмитрий? — обратился за советом к новгородцу Бурцев.