Иван Апраксин - Подменный князь

Видимо, очевидная привязанность Владимира именно к Перуну и настойчивое желание возвысить его среди других богов славяно-русско-финского пантеона диктовалось его неосознанным стремлением создать культ единого бога, главного среди всех прочих. Идея единобожия, скрепляющего народы княжества, уже витала в воздухе. Решением Владимира был Перун.

А почему именно Перун был избран в качестве верховного божества, тоже понятно. Это бог, требующий пролития человеческой крови. Что может лучше и крепче сплотить членов разбойничьей банды, чем совместно пролитая кровь? Каждый главарь шайки это знает и стремится поскорее и понадежнее привязать к себе подельников именно таким способом.

Владимир же вслед за своим отцом рассматривал дружину и приближенных именно как шайку, с которой готовился держать в страхе свой собственный народ и совершать набеги на соседние.

Вся большая площадь с капищем посередине была запружена народом. Может быть, все население Киева пришло сюда. Впереди всех толпились северные воины, которым явно отводилась главная роль в предстоящем представлении. За ними – пришедшие в Киев по приказу князя черниговские дружинники. Те и другие были без доспехов и даже почти без оружия. Зная, что предстоит не бой, а хладнокровное убийство безоружных, они оставили в лагерях тяжелые шлемы, красные деревянные щиты, булавы и зазубренные секиры. Лишь изредка среди воинов мелькали мечи в ножнах или копья, на которые предпочитали опираться стоя.

А за спинами воинов колыхалось море людей – мужчин и женщин с детьми на руках, которые пришли поглазеть на устроенное князем служение древним богам.

Как знать, осуждали люди то, что должно было произойти, или просто тупо глазели на зрелище – безмолвная толпа не выдает своих истинных чувств.

Я стоял в группе слуг боярина Блуда, стараясь не привлекать к себе внимания. Мы находились на пригорке, откуда отлично видна была вся картина. При ярком свете осеннего теплого дня даже не верилось, что очень скоро на наших глазах будет происходить чудовищная экзекуция.

Поскольку мы стояли довольно высоко, в просветах между домами, окружающими площадь, виднелся Днепр с его красивой излучиной и плывущие по нему торговые струги под цветными парусами. Я вдруг вспомнил виденные на открытках пейзажи Киева XX века и подумал, что вот на том холме будет стоять огромный памятник князю Владимиру. Выходит, что мне…

Или все-таки не мне?

Люди XX и XXI веков будут смотреть на этот памятник, глядящий в сторону плавно текущего Днепра, и вряд ли кто-то из них сумеет представить себе, что тут творилось в десятом веке и как выглядел реальный прототип величественного памятника.

Впрочем, мое философское настроение длилось недолго. Я жадно всматривался в толпу, окружавшую алтари, стараясь найти Любаву. Кто знает, не увижу ли я ее? Ведь если она жива, то наверняка ищет меня. А если ищет, то куда же ей и пойти, как не сюда…

Вот стоит Вяргис – мой старый знакомый в овчинной поддевке, а рядом с ним молодой Канателень в длинной белой рубахе, расшитой по вороту цветным узором. А вот и Ждан – он почти не хромает, стоит твердо и даже переминается с ноги на ногу. Что ж, неплохо я его подлечил от мною же нанесенной раны…

Чуть поодаль стоял оркестр, то есть три десятка музыкантов, вооруженных уже виденными мною трубами различной длины, от совсем коротких и широких дудок до двухметровых изогнутых на конце труб. Играли они одновременно, издавая все вместе умопомрачительный рев, сотрясавший воздух далеко вокруг. Была ли в основе этой музыки какая-либо изначально заложенная мелодия, не возьмусь сказать.

Рядом с музыкантами находилось несколько жрецов во главе с Жериволом. Все были обнажены по пояс, а за поясом у каждого был заткнут широкий ритуальный нож с длинной рукояткой. Жрецы оживленно переговаривались и посматривали в сторону приготовленных для принесения в жертву десяти баранов и двух десятков кур, посаженных в плетеные клетки.

На коне здесь был только князь. Грациозная белая кобыла стояла смирно, лишь слегка прядая ушами от грохота музыки и раздававшихся криков. Владимир снова был в красном плаще, заколотом у ворота крупной золотой булавкой. Голову он теперь обрил, оставив длинный чуб спереди. Вероятно, он хотел напоминать обликом своего отца – Святослава.

Я глядел на него и старался понять, неужели мы с ним до такой степени схожи внешне. Мне казалось, что нет. Вроде бы рост у него повыше моего, хотя трудно сказать. Да и крылья носа, похоже, немного не такие…

Однако со стороны виднее, а Блуд со Свенельдом после тщательного осмотра вновь подтвердили нашу физическую идентичность. Значит, Нечто специально нашло меня, для того чтобы, протащив сквозь столетия, забросить в нужное время и место.

Внезапно оглушительная музыка, буквально разрывавшая слух, стихла. Из звуков остался лишь неясный гомон толпы, блеяние баранов и куриное кудахтанье.

– Ведут, ведут, – раздались крики в толпе, и люди начали расступаться.

По образовавшемуся проходу несколько воинов вели отца Иоанна и дьякона Феодора. Оба они были в священном облачении, а Иоанн даже в черном клобуке, из-под которого торчали длинные светлые волосы.

Пленников не били и не истязали, до того как вывести на люди. Шли оба уверенно, только смертельно бледные лица и растерянные глаза выдавали их состояние.

– Это христиане! Смерть христианам! – закричали в толпе несколько человек, но никто не подхватил, и голоса скоро смолкли.

Князь Владимир тронул бока лошади каблуками своих сапог и выехал поближе к середине образовавшегося круга.

Толпа умолкла, все глаза устремились на молодого властителя.

Владимир обвел взглядом глядящих на него людей, и в глазах его зажегся уже знакомый мне и, наверное, многим огонек.

– Вот они! – крикнул князь, указывая затянутой в перчатку рукой на остановившихся перед ним пленников. – Эти люди – последние христиане в Киеве! Они будут принесены в жертву нашим богам, и больше на священной земле Киева не будет места иноземной заразе!

Владимир снова тронул свою кобылу и медленным шагом поехал по кругу.

– Они говорили – не убей! – закричал он, указывая на стоящих священнослужителей. – Они говорили – будьте слабыми! Они говорили – прощайте врагов! Вот что они говорили, чему учили вас.

Он остановился и, протянув руку вперед, обвел ею свой «пантеон» – все деревянные столбы с вырезанными ликами идолов.

– Они говорили – не чтите наших древних богов! – опять продолжил князь свою дидактическую речь, обращаясь к молчащей толпе слушателей. – Мы казним этих врагов!

Владимир умолк, задохнувшись от собственного крика. Вопил он громко, изо всех сил, а теперь еще и сам возбудился от ненависти, которую хотел посеять в сердцах своих слушателей, – в уголках его ярко-алых губ выступила пена…