Клаус Нойман - Правда об Орловским инциденте

Секунд десять Жорик тупо смотрел на открывшуюся перед ним картину, беззвучно открывая и закрывая рот. Потом пришел в себя, метнулся к шкафу, натянул безразмерные джинсы и цветастую гавайскую рубаху. Вытащил из шкатулки на телевизоре деньги, несколько золотых цепочек и паспорт, рассовал все по карманам, и быстро выскочил из квартиры. Дверь закрывать не стал, не было смысла.

По проспект-коридору беспорядочно носились полуодетые люди, некоторые были в крови. Жорик благоразумно решил не соваться к лифтам, и как мог быстро зашагал к ближайшей лестнице.

Тяжело дыша, он толкнул дверь на площадку, и сразу же десятки рук вцепились в его штаны и рубашку, втягивая непонимающего, орущего и сопротивляющегося Жорика внутрь. С яростью рассерженного кита Жорик стряхивал с себя безумных, окровавленных, кусающихся людей. Бил их всюду, куда мог дотянуться своими кулаками, скидывал с лестницы, но те поднимались, и нападали снова и снова. А вокруг стоял беспрерывный грохот. Сверху сыпалась пыль и куски штукатурки.

Жорик протаранил было себе путь назад, к двери, но её вынесло взрывной волной, а следом хлынула волна огня, мигом сожрала одежду, охватив огромное Жориково тело. Он заорал от нечеловеческой обжигающей боли, вдохнул, спалил лёгкие, покатился вниз по лестнице в мешанине горящих тел. Снизу пришла еще одна огненная волна, став для сожженного, ослепшего, хрипящего Жорика лишь продолжением всепоглощающей боли.

От страданий его избавил рухнувший сверху бетонный лестничный пролет, размозжив всмятку уже почерневшую голову.

Воронцов сидел в капитанском кресле, наблюдая на оставшемся целым экране картину гибели города. Удивительно, но воздушные корабли полка даже встретили сопротивление. Солдаты воинской части, располагавшейся на юге города, открыли по ним огонь из автоматического оружия. Правда, смысла в этом не было ровным счетом никакого. “Василий Блюхер” разбомбил и выжег часть, не снижая скорости. Они уже сровняли с землей Южную высотку, и плавно повора чив а ли на з апа д, ид я пара л л е л ьно первой, сформированной в самом начале операции, огненной полосе. Всего полкруга по скручивающейся спирали из четырех необходимых для выполнения поставленной задачи. Какой, однако, нейтральный эвфемизм: “выполнение поставленной задачи”. Не “бомбим и сжигаем дотла мирный город”, а “выполняем поставленную задачу”. При власти военных таких эвфемизмов родилось довольно много, а при социалистах к ним добавлялись всё новые и новые.

Всё потому, что люди не станут выполнять половины того, что нужно, если называть вещи своими именами. Вот стали бы солдаты ООП, которые “нейтрализовывали антиправительственный элемент”, выполнять приказ, если бы он гласил “отправить семью пожилых интеллигентов в лагерь на верную смерть”? Не факт. А нейтрализовать элемент – это запросто. На то он и особенный язык приказа, чтобы низводить живых людей до каких-то “элементов”.

Пораженческие мысли возникают. Хорошо, что никто на мостике их не слышит, подчиненным такое знать вообще ни к чему. Для них Воронцов должен оставаться сильным, несгибаемым комполка. Чтобы полк спокойно “выполнял поставленную задачу” и “санировал зараженную территорию”. Но ведь какая-то голова на “Ворошилове” задумалась, поставила приказ под сомнение. И в результате угробила и себя, и судно, и всю команду. А Воронцова подвела под трибунал. Или, при самом удачном стечении обстоятельств, служебное расследование. Хотя нет, кого он обманывает, на служебное расследование рассчитывать не приходится. Не тот масштаб инцидента.

Последний раз катастрофа с дирижаблем такого класса как “Ворошилов”, происходила лет тридцать назад. Тогда Воронцов только начинал свою карьеру. Он помнил слухи, быстро разносившиеся по стенам авиаучилища. Версии возникали самые разные, от ошибки автоматической системы ПВО, до неудавшейся попытки части экипажа перебежать на Запад. Результатов расследования им так и не сообщили, но он точно помнил, что командир того полка до трибунала не дожил, по старой армейской традиции выстрелив себе в голову из наградного пистолета.

Сам Воронцов считал такой поступок трусливым. Раз уж провинился, иди под трибунал, и неси наказание. А вышибить себе мозги всегда успеешь. Лично он был готов к встрече с военной милицией по прилету обратно в часть. В любом случае, сначала надо выполнить приказ – уничтожить всё живое в Орле.

На экране мелькали картинки с камеры одного из самолетов-разведчиков. В части города, не охваченной огнем, была жуткая паника. На всех дорогах из города образовались пробки, упиравшиеся в изолирующий периметр. Жители тянулись к центру, но там, в смешении здоровых и зараженных людей, творилось нечто невообразимое, больше похожее на массовую драку, охватившую весь город.

А внизу, под дирижаблем продолжали рваться бомбы. Рушились и плавились здания, взрывались автомобили, горело всё, что могло, и даже что не могло гореть.

К Воронцову снова подошел старлей-связист. Видно было, что парень заметно нервничает. То есть, вообще его трясет.

– Товарищ полковник, третий канал, хотят с вами говорить.

– Кто? – не понял Воронцов.

– Снизу, – внезапно охрипшим голосом ответил старлей.

Воронцов кивнул, махнул рукой, отправляя старлея назад на пост. Щелкнул тумблером в подлокотнике, включая канал, взял в руки микрофон.

– Полковник Воронцов на связи.

– Вы там,…, совсем,…,… что ли? – резанул в наушнике срывающийся на истерику голос.

– Не знаю кто вы, да и не важно. Слушайте внимательно. У вас в Орле вспышка опаснейшего заболевания. То, что мы сейчас делаем – это единственная возможность остановить распространение инфекции. Это всё. Отбой.

Воронцов щелкнул тумблером, прерывая связь. Смысла в дальнейшем радиообмене с землей он не видел. Люди внизу уже обречены, и знают об этом. И ничего нельзя изменить. А рассусоливание темы лишь деморализует личный состав, и тех, кто слушает эфир вне периметра.

Корабли полка снова шли на север, завершая первый круг. Расположенные по окраинам города заводы и частные дома тонули в тянувшейся за эскадрой реке пламени.

– Включи радио, – неожиданно попросил Гуляев.

Вот зараза! Если б не лейтенант, он бы и не вспомнил. Миша щелкнул рычажком. Медленно разгорелись лампы, подсвечивая шкалу настройки.

– Крути сам, лейтенант. Мне от дороги отвлекаться не резон.

Но Ярик – красавец, блин, поставил рацию и молчал всю дорогу, нет бы напомнить. Впрочем, для него это вообще характерно. Говорит меньше, чем нужно, и думает, что одного раза достаточно. С другой стороны, лишнего не сболтнет. Но, на будущее, подход к нему нужен особый.