Юрий Валин - Товарищ «Маузер». Братья по оружию из будущего

– Вы, ваше благородие, хоть и слушаете краем уха, но от основных обязанностей не отвлекайтесь, за просекой приглядывайте и вообще.

Герман взял под козырек и пошел большим кругом. Поеживаясь, нырнул под листву лещины. Кто бы ни написал те строки, явно не салонный рифмоплет. О любви и окопах, надо же. Прапорщик сам в атаку не ходил, но хорошо помнил изуродованное предполье на ковельском направлении. Неужели и Она там бывала? Какой-нибудь секретный женский батальон?

Когда Герман обогнул полянку и вынырнул из кустарника, снимая с шеи паутину, в лагере все еще говорили о войнах. Пашка отстаивал версию, что после победы мирового пролетарского движения войны раз и навсегда исчезнут. Похоже, даже Вита парню не верила. Катерина лежала, закинув локти за голову, жмурилась на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь колышущие листы лещины. Желтые веселые пятна плавали по ее лицу, и Герман вдруг отчетливо понял, что никогда больше он не увидит такой прекрасной картины. Ведьма она и убийца. Безжалостная одиночка. И самое красивое, что существовало в короткой жизни беглого прапорщика Землякова-Голутвина.

– Да перестаньте вы спорить, – не открывая глаз, пробормотала Катя. – Вояки. Все уже давно сказано и рассказано:

Все помолчали, потом Пашка нерешительно спросил:

– А почему Каховка? Скучное место. Я там раз проезжал. Одни плавни. И пролетариата мало.

– Там твои червоные, Паша, плацдарм захватят. И схлестнутся с друзьями Германа Олеговича в полную силу, – неохотно пояснила Катя.

– Так ведь… где-то же должен быть последний и решительный, – неловко сказал Пашка и как-то стыдливо глянул на стоящего у кустов прапорщика. – Историческая необходимость, она…

– Да иди ты со своей необходимостью, – сквозь зубы процедила Катя. – Наполеоны, мать вашу… Я к тому говорю, чтобы и духу вашего, дорогие попутчики, через год у этой проклятой Каховки не было. Хлебайте дерьмо где-нибудь в другом месте.

Герман понял, что командирша сквозь ресницы смотрит на него.

Прот подвигал своим перекошенным плечом, сел удобнее и тихо спросил:

– Екатерина Георгиевна, а насчет через год, это точно?

– Весьма вероятно, – кратко сказала Катя.

– Э, я не понял, – ошеломленно забормотал Пашка. – Екатерина Георгиевна, вы что, тоже как Прот? Может, и я могу? Предсказывать?

Катя хмыкнула:

– Да ты же только этим и занимаешься. Кто нам все уши прожужжал про неизбежную победу мировой революции и светлое царство социализма? «Перекуем мечи на орала, а злато на толчки». У гимнаста-пролетария слово – кремень.

– А мне кто проречет? – жалобно сказала Вита. – Що со мной в жизни буде?

– Да все с тобой нормально будет, – в один голос сказали Пашка и прапорщик.

Катя усмехнулась.

– Вы, Екатерина Георгиевна, не улыбайтесь, – как водится, неожиданно для себя обозлился Герман. – Если вы что-то знаете, может быть, соблаговолите и с нами поделитесь? Одной ведь дорогой идем.

– Эй, уважаемые, вы как-то не так поняли, – Катя села. – Я совсем не как Прот. У меня дара провиденья вовсе нэма. Прогнозы выдаю на основании научного анализа военно-политической обстановки. Например, сколько детей и от кого именно у нашей любознательной Виты будет – хоть пытайте, я без понятия. А насчет военных действий, вы же понимаете. Ни мне ни вам общего замысла летне-осенней кампании знать не положено. Я, возможно, чуть больше знаю, но вам-то зачем?

– Нам и не надо, – сказал Герман. – Лгать у вас, Екатерина Георгиевна, плохо получается. Лучше и не начинайте. Впрочем, виноват. От обязанностей часового непростительно отвлекся.

Прапорщик снова нырнул в кусты, успел услышать, как вздохнул Пашка:

– Вот оно – дворянство. Чуть что – на принцип прет…

Утром по широкой дуге обошли окраину Змиёва. В старинном городке никто из «партизан» не бывал, но Катя и так вела уверенно. Хвалила карту, Герман удивлялся – ничем особенным карта не отличалась, обычное затертое издание военного ведомства. Поглазели в бинокль на призрачные рассветные огороды и на крест церквушки. Религиозно образованный Прот сказал, что это старинная церква Параскевы Пятницы, и отряд ускоренно двинулся дальше, торопясь уйти от обитаемых мест.

Опять днем отсиживались в зарослях у обширного болота, в котором растворялась крошечная речушка. Герман бродил с винтовкой у заросшей тропки, присматривал за единственным подходом от дороги. Остальные возились в лагере, иногда до прапорщика долетали приглушенные голоса и плеск. Купаются, что ли? Могли бы выбрать местечко и поудобнее. Там, дальше – мелководье с песочком. Погода действительно солнечная, вполне располагающая к водным процедурам.

Герман неодобрительно посмотрел на свой сапог, – еще одного ливня с грязюкой обувь не переживет. И так пальцы практически торчат. Кого бы пристрелить, переобуться?

В роще выводила свои замысловатые коленца малиновка. Припозднился певун, вон как старается. Да, в Подмосковье такое услышишь редко. Не зря там птицу зарянкой называют. Нет, что бы там справочники ни писали, пение малиновки от трелей дроздов кардинально отличается.

В кустах зашуршало, прапорщик инстинктивно вскинул винтовку.

– То я, – из-за кустов осторожно высунулась Вита.

– Так чего тогда крадешься?

– Катерина Еорьевна сказала, що вы часовой бдительный, обережно треба.

Герман пожал плечами:

– Обычный я часовой. Это что у тебя?

Вита со скрытой гордостью раскрыла ладонь:

– Вот. Сама зловила.

На ладони шевелил хвостиком карасик размером с указательный палец.

– Здорово! – искренне сказал Герман. – Так вы там рыболовством занимаетесь? Ну и есть успехи?

– Средне так. Але на вечир хватит. Катерина Еорьевна казала, как голыми руками рыбу ловить. Извозились вси, зато забавно и юшечка буде.

– Все-то умеет ваша Екатерина Георгиевна, – пробормотал Герман.

– Я теж умею, – со странным упрямым выражением сказала Вита. – Хоч кныши, хоч рыбку фаршировану. Только я на плите звыклась готовити. А здесь у нас даже кастрюли нету. Было бы посуда, я бы вам показала вкусноту. Катерина Еорьевна запитує – все ли тихо? Костер можна разводить?

– Отчего же нельзя? Ни единой души. Только малиновки поют.

– Красиво вильшанки поют, – согласилась Вита. – Вы, Герман Легович, идите. У костра поможете, поразмовляете. А то все «на часах» и все мовчком. Я подежурю.