Валерий Елманов - Витязь на распутье

– А ты скор на расправу, – сдержанно похвалил меня Петр Иванович, вставая с лавки. – Чай, Кострома далече, а у меня поместья куда ближе к Москве. Правда, ныне что в Шацке, что близ Воронежа неспокойно, зато есть где такому лихому вояке сабелькой помахать. Так что, пойдешь ко мне на службу? На два, нет, на три целковых больше платить стану.

– Али ко мне, в Новгород-Северский, – встрял в разговор четвертый, который был одет даже чуточку наряднее Петра Ивановича. Во всяком случае, на его кафтане золотое шитье шло не только по обшлагам рукавов и по вороту, но и вниз, по всей груди. – У меня, чай, простору куда боле, да и оказий сабелькой помахать тоже с избытком.

– Не след так, Михайла Борисыч, – укоризненно заметил князь Горчаков. – Я первый сего молодца на службу зазвал. Ты, конечно, окольничий, токмо перебивать людишек негоже.

Тот в ответ лишь развел руками, давая понять, что он не претендует на первоочередность, и вообще пусть сей молодец выбирает сам.

– Деньгой меня и без того не обижают, – пояснил я. – Да и навряд ли Федор Борисович отпустит.

– С твоим боярином я уговорюсь, не сумлевайся, – заверил меня князь. – Лишь бы ты сам согласие дал.

– Не люблю я хозяев менять, – вежливо отказался я. – Непривычен.

– Ну как хотишь, – несколько разочарованно вздохнул Горчаков, а вот Михайла Борисович, который окольничий, оказался иного мнения и, вылезая следом за Петром Ивановичем из-за стола, ободрил:

– Хвалю! Для совести оно и впрямь лучше, когда одному все время служишь.

– Тебя как звать-величать? – осведомился усевшийся напротив меня мужик.

– Федором, – коротко ответил я.

– Ну а меня, стало быть, Кузьмой кличут. С Нижнего Новгорода я. Да ты ж сам с Костромы, так что бывал, поди, в наших краях.

– Не доводилось, – проворчал я, приступая к наваристой похлебке.

– А коль судьба занесет, непременно загляни. Я там недалече от самого града живу. А чтоб долго не искать, ты на торгу спроси, где, мол, мясная лавка Кузьмы, сына Минина, дак тебе всяк покажет.

От неожиданности я поперхнулся и закашлялся…

[117] Святогор – особо почитаемый народом былинный русский богатырь, равного которому по силе никого не было.

На самом деле удивляться тому, что Кузьма Минин оказался в числе народных избранников, не стоило. Если призадуматься, то оно в порядке вещей. Это ведь при выборе главой ополчения князя Пожарского какую-то роль сыграла случайность – тот как раз находился в своем сельце, залечивая рану. Кто знает, пригласили бы его нижегородцы, не окажись сельцо неподалеку от Нижнего Новгорода. А вот Минина избрали закономерно, поскольку он и до того имел достаточный авторитет у народа. А коли авторитет, то его и выбрали в числе четверых нижегородцев депутатом на собор.

«Так-так. Получается, передо мной тот самый, впоследствии легендарный и прославленный… Хотя погоди-ка, – спохватился я. – Вроде бы у известного мне по истории героя отчество было Захарьич, или я что-то путаю? Ну точно, Кузьма Захарьич Минин-Сухорук. Значит, этот просто его родственник или однофамилец [118] На самом деле все наоборот. Именно Кузьма Захарьич Минин-Сухорук был лишь однофамильцем или (возможно) родственником Кузьмы Минина, возглавившего народное ополчение. Эта ошибка, появившаяся еще в XIX в., впоследствии получила широкое распространение. ».

Признаться, я слегка расстроился и хотел после того, как откашляюсь, поинтересоваться про его родню, которая Сухорук, но не успел – тот самый бугай из-за соседнего стола, который первым вступился за меня, если не считать Кузьму, проворно переместился к нам и с таким усердием принялся хлопать меня по спине, что я всерьез озаботился сохранностью своего позвоночника.

– Ты полегче стукай, Силантий Меженич, – усмехнулся Минич (или все-таки Минин?). – А то от усердия излиха парню ребра поломаешь.

Я, кивком головы поблагодарив Кузьму за заступничество, отдышавшись, поинтересовался у здоровяка:

– Тоже нижегородец?

– А то! – гордо приосанился тот. – Нешто незаметно?

– Да вроде на лбу печати не стоит.

Смеялся Силантий в точности как и говорил – гулко, басовито, словно в бочку ухал.

– А ты за словцом в кошель не полезешь. Хотя что я – сам же слыхал, яко ты того молодца отбрил. Остер у тебя язычок, Федя, а мне б таковское и на ум не пришло, – одобрил он. – Да и трепку обоим тоже лихо задал. Ты, ежели что вперед будет, держись меня – в обиду не дам.

– А и государевы люди тож молодцы, – негромко заметил Кузьма. – Огульно всех карать не стали, разобрались по уму.

– То не государевы, – вежливо поправил я. – То ратники государева наследника, царевича Федора Борисовича Годунова. Он же и дворец свой народным избранникам предоставил, чтоб те, кому жить негде, пристанище здесь сыскали.

– Вона как! – изумился Силантий Меженич. – Погоди-погоди, так ты и сам из Костромы, так что видал, поди, царевича?

– Еще бы! – ответил за меня догадливый Кузьма Минин, мимо ушей которого не прошло упоминание имени и отчества моего хозяина. – Сдается, не раз и не два видал, коли ему служит. Теперь понятно, почто ты приглашение тех бояр отверг. Известное дело – кто ж по доброй воле сам от царевича отойдет.

– А он сам каков? – полюбопытствовал Силантий. – Сказывают, прост да народец жалеет. А еще я слыхивал, что, даже в Кострому уехав, он, чтоб Москву от ляхов своевольных избавить, оставил в ней князя, кой…

Признаться, слушать было интересно, особенно про то, как я встал грудью на пороге храма Василия Блаженного, который попыталась осквернить своим присутствием бедовая шляхта, и стоял насмерть, не пуская полторы сотни ляхов в святое место. Правда, бился не один – и на том спасибо, – хотя всех моих соратников негодные поляки поубивали. Кульминация сюжета – эпизод с конем. Когда его подо мной убили, я поднял погибшую животину и метнул ее в наседающих шляхтичей, завалив таким образом очередной десяток врагов православной веры.

Кстати, источник информации прежний – мясник Микола, к которому Силантий с Кузьмой Миничем еще вчера заглянули в гости. Он же был во главе тех, кто пришел на помощь князю, который к тому времени изнемогал от ран и буквально свалился… куда бы вы думали? Верно, на руки Миколе, а тот, укрывая собой тело героя, самолично отнес его, то бишь меня, в мой терем в Кремле.

Нет, правильно я тогда решил сделать из фантазера мясной фарш. Ну, куда это годится? Брр! Представить, как я держу над головой жеребца, и то страшно. Я, конечно, никогда не взвешивал коней, но думаю, что центнера три они весят, если не больше. Помнится, вроде бы у тяжеловесов-штангистов мировой рекорд выглядит куда скромнее.