Валерий Елманов - Витязь на распутье

Я усмехнулся и кивнул.

– И что?

– Как ты и говорил, – коротко ответил я, но предупредил, чтобы Емеля пока помалкивал и никому не рассказывал, ибо я сам толком ничего не решил в отношении нее.

Если бы я не дал юной кандидатке в кавалер-девицы [135] Такое прозвище получила первая женщина-офицер Надежда Дурова, храбро сражавшаяся с французами в Отечественную войну 1812 г. обещание – одно, а как теперь быть – понятия не имел. К тому же вроде бы отличился, то есть отличилась, да и до этого успела зарекомендовать себя как послушный ученик. Где не хватало силенок, брала упрямством, но старалась что есть мочи. Да и когда я приступил к ее разоблачению, держалась стойко, что мне тоже пришлось по душе.

– Павлом меня нарекли во крещении, – упрямо повторяла она. – Нешто девку стали бы нарекать мужеским именем?

– Не стали бы, – согласился я. – А ты ничего не спутала? Случайно не Павлиной?

– Павлом, – шепотом произнесла она и опустила голову.

– Ну что ж, тогда пойдешь со мной в баньку, – сделал я вывод. – Там и разберусь окончательно – Павел ты или…

– Не надо… в баньку, – буркнула она, но, что мне весьма понравилось, даже тут не разревелась. Правда, глаза слезами наполнились, но не более.

Может, именно поэтому я и отправил ее обратно к ребятам, не дав никакого ответа…

Наконец Емеля в сопровождении пятерых гвардейцев, которые несли чистые простыни, веники и сменную одежду, направился в мыльню. На самом деле я отрядил ратников не столько для видимости почета, сколько в качестве живого щита, чтобы по пути загораживать его со стороны леса. Вдруг у охотников приказ лишь в отношении одного Годунова – пристрелить и тикать, а потом сделать во всем крайним меня, вот и подстраховался.

Однако покушения не произошло, и оставалось ждать. Сколько? Ну тут уж зависит от терпения сидящих в засаде. Как выяснилось спустя всего пять минут, хватило его ненадолго.

В общем-то это и правильно. По всем раскладам, через десять – пятнадцать минут первые распаренные начнут выскакивать на улицу, чтобы покувыркаться в снежку, и незаметно подойти не получится, а значит, сейчас самое время.

Я не спешил, выжидая, пока темные фигурки не преодолеют половину расстояния. Если бы у них в руках не было пищалей, подождал бы и побольше, но сотня метров, которая отделяла их от бань в момент моего выстрела, тоже идеальная убойная дистанция – куда уж лучше.

– Пли! – скомандовал я и шарахнул из ручницы.

Остальные гвардейцы дали дружный залп и сразу потянулись к арбалетам. Следом, с опозданием всего на пару секунд Дубец, уже стоящий на крылечке, сноровисто запустил в воздух красную ракету. Вместе с нашим залпом распахнулись и двери во всех трех мыльнях, откуда три десятка еще раз жахнули в упор по атакующим. А тут выскочили и ратники из-за бань. И все. Добыча, казавшаяся атакующим из леса легкой, мгновенно обернулась непосильной ношей.

Кое-кто из них все-таки попытался сопротивляться, так что без потерь не обошлось – пятеро раненых гвардейцев, из них один в живот. Но это у нас, возле казарм, а в лесу обошлось вообще без жертв. Да там и оставалось всего ничего, пятеро, которых приставили на всякий случай к коням, чтоб не разбежались. Спецназовцы Вяхи управились с этой пятеркой играючи, после чего ринулись со всеми остальными помогать нам.

Надо сказать, что их помощь оказалась своевременной. Если бы не люди из засадной сотни, не факт, что никто бы не ушел, поскольку обратно к лесу бросилось бежать не меньше двух десятков и мы запросто могли кого-нибудь упустить, а так сработали чисто.

После допроса первых трех мне все стало ясно. Точнее, понял я даже раньше, еще до первого из допросов, когда один из пленных указал на лежащего главаря. Тот был мертв, но лицо его сказало мне обо всем – Аксамит. Помнится, Василий Голицын первый раз послал его по мою душу чуть ли не два года назад, но у парня сорвалось – помешал Игнатий, а затем царевич. Вторично холоп Голицына засветился при покушении на Дмитрия и Годунова. А впрочем, чего там вспоминать. «Сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю», – пел Высоцкий про таких орлов. Вот она и свилась.

Ну а далее были рассказы бывших охотников, в одночасье превратившихся в добычу. Разумеется, о том, что их хозяева-бояре запланировали на потом, они не знали. Однако, учитывая, что у них имелся приказ не щадить никого, а завтра на рассвете доставить тело заживо сожженного царевича, а также труп подлого предателя князя Мак-Альпина в Москву, протянуть логическую цепочку несложно.

Схема, скорее всего, осталась прежней, как и летом, во время отравления, только с одним изменением. Если тогда они хотели обвинить Годунова в убийстве Дмитрия, то теперь наоборот. Герой-царевич возвращается с победной войны, а приревновавший к нему кесарь решил устранить ставшего опасным конкурента. Не зря же те сплетники, которые хулили государя на торжищах, в конце вспоминали добрым словом отца Федора Борисовича. То есть и тут все сходится.

Мне же предназначена роль подлого предателя, польстившегося на тридцать сребреников Дмитрия и учинившего неслыханное злодейство. Учитывая, что я был единственным, кто на недавнем пиру удостоился чести сидеть почти за царским столом, пусть и чуть наособицу, но все равно выше любого боярина, не говоря уж про окольничих, звучало правдоподобно.

Но все это теперь не имело значения. Гораздо важнее было иное – что делать дальше? Над этим я и ломал сейчас голову…

Казалось бы, о чем тут думать, о чем гадать, ведь мною все давным-давно решено. Вломившиеся в царские палаты бояре убивают Дмитрия, а мои гвардейцы вместе со стрельцами заходят с небольшим опозданием, чуть-чуть не успев спасти государя, но зато взяв убийц с поличным, прямо над трупом «красного солнышка».

Словом, все легко и просто.

Правда, сразу после совершенного Аксамит с остальными должен был вернуться в Москву и доложить о выполнении задания – явная нехватка людей у бояр, коли приходится задействовать народ и там, и там, – но это ерунда. Я уже нашел подходящее объяснение – мол, некому ехать. Врасплох застать не вышло, а ратники князя драться горазды, так что стояли до последнего, потому убито больше половины, а все прочие за редким исключением ранены, и если не перевязать, то без должного ухода к ночи изойдут кровью.

Но мертвые тела царевича и князя они завтра поутру непременно привезут, как и велено. Только царевич не сгорел, а попросту убит, но ведь главное, что покойник.

Подходящего гонца для этого дела я тоже наметил. Среди захваченных нами пленных были два брата-близнеца, Каравай и Горбушка, причем первый, который остался невредим, потому и попал в плен, что потерял драгоценное время, пытаясь помочь раненому брату.