Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

Вот, пожалуй, Воронцов именно эту девушку-смерть где-то как-то встретил и, может быть, просто по-мужски, по-офицерски ей посочувствовал. Ну а она, как всем понятно, не может же теперь с полюбившимся ей человеком поступить, как с прочим… планктоном .

Некроманту с тысячелетним стажем, знающем о смертях всех рас, наций и народностей почти (но только почти!) всё, сам факт существования такой фигуры, как Воронцов, казался несколько странным. Не совсем совместимым с канонами . Но одновременно и оптимистически-радостным. Пусть никто не заблуждается: некроманты любят жизнь многократно больше и ярче остальных. Почему и стараются пожить не сотню неполную, а тысячу-другую лет, и «из каждого летящего мгновения» извлекают… У кого на что фантазии хватает, то и извлекают.

Сторонником так называемой «философии» Хайяма профессор не был. Как говорил Остап, «низкий класс, не чистая работа»! Подумаешь: «Жизнь, что идёт навстречу смерти, не лучше ль в сне и пьянстве провести!» Такое любой дурак может. Пьянство пьянством, так сколько же ещё интереснейших занятий в мире есть, непрочитанных книг (и глиняных табличек), непознанных женщин, невыигранных войн, не спасённых цивилизаций и вовремя не пресечённых поползновений чуждых всяким цивилизациям «личностей».

Секундой позже, пропустив через оперативную память своего мозга эти и ещё всякие другие имеющие весьма косвенное отношение к происходящему «здесь и сейчас» мысли, профессор расслабился, позволил своим лицевым мышцам принять не вавилонский, а среднерусский тонус.

— Я вам зачем-то потребовался, Дмитрий Сергеевич?

— Зачем-то — звучит несколько расплывчато, вы не считаете? — Воронцов продолжал играть в те же игры. А зачем искать другие, если ходом «Е-2 — Е-4» гарантированно выигрываешь любую партию с любым партнёром? «Охаянному на лекции брюнету гроссмейстер пожертвовал даже ферзя!»

— Я вас понял. Мне нужно около суток, чтобы грамотно обставить мою оттуда временную отлучку. Я вам нужен один или все вместе?

— Все вместе — лучше, — теперь без всяких неуместных улыбок ответил Воронцов.

— Хорошо. Давайте сверим часы. — Удолин вытащил из-под хитона (а он там что, ещё жилетку с часовым карманом носит, мельком подумал Дмитрий) похожий на полуфунтовую гирьку золотой хронометр (можно сказать — «мегахронометр»). — Покажите мне ваш, пожалуйста.

Считая действия профессора камланием, сродни таким же у шаманов или жрецов вуду, Дмитрий протянул снятые с руки свои часы. Тоже очень неплохие.

— У меня здесь… так, это сюда, это сюда… — Удолин, пожёвывая нижнюю губу, сосредоточенно крутил зубчатые головки и нажимал кнопки. — А у вас — сюда…

Профессор удовлетворённо вздохнул.

— Всё, Дмитрий Сергеевич, через десять минут вашего локального времени мы вернёмся на борт. Вот тогда всё подробно и расскажете, а я оценю, стоила ли ваша проблема такого беспокойства и потрясения континуума. Вы только представьте, если мы вдруг основательно отвлечёмся , в ближайший год к власти может прийти Ашшурнасирпал, а это, вы знаете…

— Константин Васильевич, если я скажу, что вследствие вашей слегка затянувшейся трепотни кое-где к власти может прийти господин Погосян, вы расстроитесь?

— Простите, Погосян — это из каких Погосянов? — мгновенно зацепился за новую тему Удолин. — Из московских, ереванских или из Измира? Всего я их знал шестнадцать. Тринадцать совершенно не подходят… Да в большинстве и умерли…

— Всё, ваше степенство, — ничего более резкого на язык не подвернулось. — Вольно. Своего «насирпала» разрешаю прямо сегодня шлёпнуть на охоте или угостить клофелином. Раз я всё равно ничего про него не слышал даже на лекциях в училище, история явно ничего не потеряет. А вы — сюда! Через десять минут. Все четверо, и чтоб трезвые, а то нажрётесь на прощание кукурузной самогонки…

— Кукуруза… — попытался объяснить культурологическую и агротехническую ситуацию Удолин.

— Про кукурузу вы следующий раз Колумбу расскажете или Кортесу, у кого больше свободного времени образуется.

Воронцов дождался, пока «окно» свернётся, и только после этого пробормотал то, что не против был бы высказать профессору в лицо. Увы, приходится создавать у окружающих впечатление, что его терпение действительно безгранично.

Беда, одним словом. И пар выпустить не на ком. На жене — не приучен. На матросах и офицерах — бессмысленно, поскольку они всё-таки роботы. Любую реакцию изобразят, а толку? Разве что молодых, вроде обоих Ляховых и примкнувшего к ним Уварова, подрючить? Как его самого на первом курсе училища.

Удолин во главе своего звена некромантов появился, как и обещал, с опозданием всего на тридцать две секунды по хронометру Воронцова. В сравнении с бездной лет, что им пришлось преодолеть, — исчезающе малая величина. Правда, переодеться они не успели или не сочли нужным, или, пожалуй, — просто не во что было. Так и возникли на шканцах «Валгаллы» во всём великолепии ассирийских (или вавилонских) нарядов. Шлёпая сандалиями и выставив на всеобщее обозрение из-под хитонов волосатые, не слишком спортивные ноги.

Но это Воронцову было без разницы, Наталье Андреевне — тем более. И не такое видала. Она, как хозяйка парохода, успела распорядиться, чтобы стюарды накрывали подходящий для очередных гостей стол, а самих проводили куда положено, для санобработки, дезинфекции и переодевания. Бог его знает, какие насекомые и простейшие паразитировали на человечестве три тысячи лет назад.

Раньше об этом уже неоднократно говорилось, но отчего бы и не повторить? Среди женщин «Братства» Наталья занимала несколько особое положение, которое никто не оспаривал и на подобное не претендовал. С момента, когда Воронцов нашёл её в Москве и доставил (или пригласил) вместе с Ларисой на празднование завершения постройки форта на Валгалле, она ухитрялась, вроде бы участвуя во всех общих делах, ни в чём, на самом деле, не участвовать. Почти что в полном соответствии с канонами дзен-буддизма. Она, радуясь наконец представившейся возможности не заботиться о «хлебе насущном и дне грядущем», непрерывно и беспорядочно читала самые разные книги из огромной библиотеки парохода, иногда подряд, иногда пролистывая лишь несколько страниц.

Однажды попалось вот такое умозаключение: «Великая завершённость „Дзогчен“. Реальность — уже совершенна, ничего не нужно преображать, ни от чего не отказываться. Лишь распознать истинную природу всего. Основной метод — позволять всему, что возникает в переживании, существовать, как оно есть. Не усложняя с помощью рассудочного ума, не питая ни привязанности, ни неприязни». Эта идея Наталью вполне устроила.