Владимир Васильев - Грёзы о закате

Когда вышли на морской простор, князь Алесь глянул на следующие за ним ладьи. Ныне его ладья шла первой. Для Страшилы, Кнута и Ярослава, кормщика Алеся, назначенного старшим на трофейный боевой корабль, он нарисовал по памяти карты Волынского моря и карты свейской земли Даларна. Стоя рядом с новым кормщиком Бориславом, он вспоминал минувший день и размышлял о том, что народ на той далёкой некоролевской земле свеев ещё столетие-другое будет жить в вольности, не зная ни власти, ни произвола королей. Ещё в граде Лютиче он объявил, что придётся задержаться в свейской земле на зиму. Не дело возить руду! Там в земле свеев надобно построить печи и выплавлять металл.

Задул боковой ветер, парус наполнился, и ладья ускорила свой ход. Алесь помочил палец слюной, пытаясь определить направление ветра.

- Что за ветер? Откуда дует? - спросил он Борислава.

- Меж лета шалоник, - ответил Борислав.

Сия информация была мало понятна, и князь решил, когда сменится Борислав, попытать его на предмет морской терминологии. Алесь до отбытия переговорил со всеми капитанами и кормщиками; все они ознакомились с картами и его планами; и лишние его указания Бориславу ныне не требовались. Возможно, от свежего ветра и бортовой качки, а возможно, по иной причине, Алесю стало не по себе, и кормщик заметил это.

- Никак впервые в море, княже? - осклабился он.

"Эх, Борислав! Не понимешь, и никто не поймёт страдания молодого Алеся" - так подумал капитан и, решив "отфутболить" кормщика, выдал ему ожидаемый ответ:

- Да нет, но морская болезнь опять начала донимать.

- Встань, княже, возле мачты. Там меньше качает, - посоветовал кормщик.

На палубе, кроме него и кормщика, на носу сидел смотровой да два помощника управлялись с парусом, время от времени исполняя команды кормщика. Все прочие из "экипажа" отдыхали под палубой на подтоварье - верхнем настиле для людей и груза. У мачты, в самом деле, бортовая качка показалась совсем не тяжкой для его организма, но ветер задувал с той же силой, и Алесь натянул капюшон на голову в попытке защититься от ветра.

- Ладно ходим! - крикнул кормщик, а Алесь, сжав кулак, поднял вверх большой палец в знак одобрения.

Порыв ветра проник в расстёгнутый на груди комбинезон, и Алесь ощутил холодок внутри комби. Дёрнув за скользящий бегунок, он застегнул то, что называл "молнией". Почти до шеи. Ощущение дискомфорта не покинуло его. Прислонившись спиной к мачте, он двумя руками схватился за пряжку, встроенную в комби на уровне пояса, в надежде затянуть пояс потуже.

Причину очередного злоключения Алесь объяснил позже самому себе своим легкомыслием: "На хрена таскал этот чёртов комби?"

Началось злоключение с невинного вопроса, заданного себе Алесем: "С какой же стороны дует ветер, который 'меж лета шалоник'?" Ответ последовал незамедлительно: "С юго-юго-запада." -- "Это я такой сообразительный, или не я?" - изумился Алесь. - "Я же считал себя всегда туповатым."

Раздвоенное сознание мгновенно выдало сентенцию:

"Пожалуй, в каждом присутствует 'я' и 'не-я', добро и зло, свой и чужой, но не каждый осознаёт глубину и мудрость этой оппозиции. Твоё 'я' не осознавало и до сих пор не осознаёт свою вину. Твоё 'я' есть зло." -- "Так с кем моё 'я' общается?" -- "Ты общаешься сам с собой, но твоё 'не-я' лучше и умнее, чем твоё 'я'." -- "Значит, моё 'я' убило капитана непонятного мне корабля, а где же было моё 'не-я' в тот момент?" -- "Твоё 'не-я' и осознание вины рождается в эти мгновения. Твоё 'я' установило кьюбит, и настройки твоего 'не-я' скоро завершатся."

- Что за ахинея?! - воскликнул вслух Алесь и твёрдо прошагал по палубе к своей 'каюте' с дверным косяком и отсутствующей дверью.

"Удивительно, более не страдаю от морской болезни" - не успел он так подумать, как получил ответ от своего 'не-я': - "Твоя лучшая часть способна на многое. Со временем поймёшь и оценишь!"

Выкрикнув слова нецензурного посыла, известного всем русским людям, Алесь снял с себя комби - и на князя, после поворота ладьи, через дверной проём упал благословенный луч солнца. На душе отлегло. Внутренний диалог, сводящий его с ума, прекратился, и он, уже с радостью в голосе, ещё раз послал по самому верному адресу своё 'не-я' и всех сволочей, иже с ним.

- Ты чего, княже? - спросил недоумённо Борислав, заглянувший в кабину князя.

- Жизни радуюсь. И свободе! Ты сменился? - получив утвердительный ответ, сказал: - Иди отдыхать, Борислав. Всё, как говорят за морем-океаном, окей!

Натягивая старый и привычный камуфляж, князь подумал: "Ишь, мерзавцы, придумали дуэт для двух роялей! Дуэт отменяется!"

К удовольствию Алеся, никто не стал ему возражать.

Не радовали Кнута, сильного и великого воина, унылые равнины русских земель, и возрадовалось его сердце при виде шхер, красноватых гранитных скал на фоне зелени по берегам реки Далелвен. И тогда он решил: нет прекраснее места, чем земли Даларны. Труден и долог был путь вверх по самой длинной реке в краю свеев, но Кнут со своей ватажкой преодолел пороги и побил некоего конунга из местных, имени которого он так и не узнал. Олег Дукович на тризне воздал хвалу павшим лютичам, а Кнуту вручил новую кольчугу как свой личный дар.

Кнут, сильный и великий воин, очаровал Фрейю, дочь Бьорна. Не блеск его доспехов, а внимательный и насмешливый взгляд ранил сердце бедной девушки с хутора Фалун. Заворожено смотрела она на великана, когда тот вписывал в листы пергамента условия купли-продажи участка, принадлежавшего Бьорну, её отцу. Тот участок - склон Большой медной горы, именуемой свеями Стура коппарбергет, - её отец согласился продать за тридцать полновесных золотых монет, что было немыслимым богатством в землях вокруг озера Рюнн.

Переглядывание Кнута и Фрейи заметил темноволосый русич в странном пятнистом одеянии. Явно зубоскал. Он высказал что-то непонятное, но наверняка колючее Кнуту, от чего Кнут покраснел и ещё раз посмотрел на Фрейю.

Кнут покраснел, но тому причиной было замечание князя Алеся. Просматривая текст договора, составленный на латыни Кнутом, князь, не знавший сего древнего языка, всё ж углядел очевидную ошибку и пожурил нормана за искажение продиктованной ему преамбулы.

- Учил латынь два года. Даже меньше. Не знаю, как по латыни сказать 'а также', - ответил Кнут, проживший два года в монастыре в Англии.

О своей судьбе Кнут поведал князю ещё в Ригове, на тризне по погибшему брату.

Отец Кнута во время набега на аббатство нарвался на отважных англов, и те порубили отца Кнута и его викингов. Кнута с младшим братом, - в то время ещё малолеток, - англы обнаружили в часовне; они убили бы обоих, не вмешайся местный аббат, который и забрал юных норманов в монастырь; но не прошло и двух лет, как монастырь подвёргся новому нападению. Даны из воинства берсерка Ивара Рагнаррсона убили аббата и монахов и вызволили, как они полагали, из плена двух молодых норманов. У данов он прошёл выучку и стал кормчим на драккаре. Из-за какого-то пустяка пьяные даны избили его брата, и, отомстив обидчикам, братья покинули данов. Сбежав от них, молодые люди пришли в земли русов. Кнут, принятый в воинство Страшилы, бился и не раз с саксами, а позже он со Страшилой ушёл служить купцу Лютобору. О брате, примкнувшим к варгам, он более не слышал и не встречался с ним вплоть до битвы при Ригове. Крещёный в монастыре, Кнут, тем не менее, не забывал своих богов, причислив Христа и ангелов к сонму божеств покойного отца.