Кирилл Мамонтов - Хронокорректоры

– Слушаюсь, ваше благородие, – хмыкнул Щербинин.

Мужик в овечьем тулупе, фланируя вдоль угла ограды, исподтишка рассматривал прохожих. Руки он прятал в карманах – наверняка держался за рукоятку пистолета или револьвера. Чекисты прошли мимо него, скользнув равнодушными взглядами.

Остановившись в десятке шагов от предполагаемого офицера, Георгий обратился к Сергею:

– Скажите, подпоручик, нет ли поблизости других доходных домов, существовавших в девяностые годы?

– Дальше должны быть, господин штабс-капитан. За синагогой, на Малой Бронной. А здесь больше частные дома, небедная публика жила, пока краснопузые не пришли.

– Вы бы потише лаялись, ваши благородия, – обидевшись на «краснопузых», упрекнул товарищей Щербинин. – Не приведи господь, услышит кто-нибудь. Вон, стоит какая-то сволочь.

С этими словами красногвардеец кивнул на караульного, с интересом слушавшего их разговор.

– Ах, оставьте, фельдфебель, – томно произнес Рома. – Это же наш брат. Несомненный офицер. Может быть, даже гвардеец. Тоже, как и мы, страдает от безбожной власти.

– Как знаете, господин лейтенант, – пожал плечами Щербинин. – Только нас в Охранном отделении приучили поменьше болтать.

Брат-офицер молниеносно повернулся к ним спиной, словно не замечал странных прохожих. Ничуть не разочарованный Рома кивком показал направление. Они прошлись вокруг пятиэтажного дома и обнаружили калитку в ограде купеческого особняка.

Прислуга доходного дома настороженно следила за подозрительной компанией в составе матроса, солдата и двух штатских в кожаных куртках. Наконец из подъезда вышел мужчина лет пятидесяти в добротном пальто, который осведомился, чего желают добрые люди.

– У нас все бумаги в порядке, – заверил он. – Из районного совета проверяли…

– Не беспокойтесь, любезный. – Роман ободряюще улыбнулся. – Понимаете, милостивый государь, батюшка покойный рассказывал, будто раньше где-то здесь наш дом стоял. Вот и хочу, понимаете, найти то самое место. Не знаете ли вы, чьи дома тут прежде стояли?

– Прежде? – Собеседник удивленно смотрел на матроса и его спутников.

– Ну, скажем, лет двадцать или двадцать пять тому назад.

– Двадцать пять лет назад здесь стоял другой доходный дом, поменьше. Году в девятьсот втором пожар случился. Поговаривали, что прежний хозяин, разорившись, сам поджег развалюху, чтобы страховую премию получить. А после войны с япошками этот дом построили.

– Благодарю, любезный, вы нам несказанно помогли.

Вежливо кивнув, Рома зашагал по направлению к Тверской. Возле баркасовского дома стояли уже двое. Прежний охранник в тулупе показывал другому, одетому в офицерскую шинель со споротыми погонами, на подходивших чекистов. Четверо прошли мимо двоих, печатая шаг. На углу Тверской они резко повернулись, обнаружив увязавшегося следом незнакомца в шинели. Комаров схватился за кобуру, но Гога остановил его, приблизился к растерявшемуся преследователю и прошипел:

– Пшел вон, скотина. Замечу, что следишь за нами, – башку прострелю.

– Виноват, я вовсе не собирался…

Застигнутый врасплох обладатель шинели поспешно юркнул в подворотню. На следующем перекрестке Рома снова проверился, но наблюдателя не заметил.

– То ли оторвались от «хвоста», то ли за нами пустили профессионала, – резюмировал Рома.

– Какого хвоста? – удивился Комаров.

О сыскной работе парень явно даже поверхностных знаний не имел. На всякий случай – вдруг действительно за ними опытный филер следит – Рома потребовал, чтобы Сергей провел их дворами. Поплутав четверть часа и не обнаружив признаков слежки, они двинулись на Лубянку.

После обеда Рома задумчиво заявил: мол, сектор обстрела неудачный получается, надо бы переместить пулемет повыше. В пустой комнате на третьем этаже Гога настороженно поинтересовался:

– Чего ты вынюхивал? Загривком чую, что-то замышляешь.

– Уходим сегодня, – мрачно сообщил Рома. – Оставаться здесь для нас – верный каюк.

Исполнив забавную пантомиму, корча смешные рожицы, Гога признал:

– Ты прав, бледнолицый брат. Скоро на севере высадится английский десант, на востоке – пиндосы с япошками. Пора делать ноги в спокойные времена.

– Тоже веский довод, хотя имеются более важные причины. Но сначала объясни, почему ты называешь американцев «пиндосами»?

Вопрос поставил представителя следующего столетия в неловкое положение. Гога задумался, формулируя ответ, и заговорил не слишком складно, сбиваясь на ненужные подробности:

– Ну ты понял уже, наверное, что среди киберманьяков сложилась некая субкультура олбанско-падонкафского языка. При мне начиналось формирование субкультуры кровавого белорусского варгейминга на почве игры в World of Tanks, но это совсем другая история… Короче, субкультура предполагает определенную мифологию. Так, согласно легенде, далеко за морем есть варварская страна, в центре которой стоит храм злых сил под названием Пиндагон. От этого капища страна получила название Пиндостан, а дикие аборигены, справляющие кровавые ритуалы в Пиндагоне, соответственно пиндосы.

– Смешно… – Несмотря на крайне напряженную обстановку, Роман улыбнулся. – Иными словами, пиндосов ты не любишь столь же сильно, как и коммунистов.

– Нашел время выяснять отношения! Меня тошнит от общества потребления, меня тошнит от идеи братства народов, потому что я видел, как братские народы режут ближних своих во имя того самого общества потребления!

– И тем не менее, ты уважаешь Сталина…

– Да, уважаю, хоть он и коммунист. Виссарионыч оказался самым благоразумным в этой компании. Он был прагматиком и стал последним императором Северо-Восточной Евразии. Повторю, если ты с первого раза не фтыкнул: считаю своим долгом способствовать возрождению величайшей сверхдержавы всех эпох и народов!

– Значит, в этом у нас разногласий не будет.

– Не будет. – Гога шумно выдохнул, поскольку перевозбудился во время короткого пребывания в серьезном состоянии. – А теперь поведай мне, большевик, почему торопишься покинуть родную для тебя революционную эпоху?

– Почему? – Роман развел руками, печально улыбнувшись. – Все просто. Завтра в Москву приедет Дзержинский. Рано или поздно, а скорее рано, чем поздно, Железный Феликс захочет проверить мою легенду о мнимой работе в московском подполье. И тогда окажется, что никто из московских большевиков меня не знает, что никто не командировал меня в Кронштадт, что…

Снова помрачневший Георгий закончил его фразу:

– …что тебя надо расстрелять как провокатора. И меня с тобой за компанию… Ты прав, надо уходить. А при чем тут доходный дом?

– Неохота далеко тащиться ночью с чемоданами.