Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы

При этих словах Байрон, впервые за этот день, посмотрел прямо в лицо Кроуфорду. ― Ты его знаешь?

― Я… ― Кроуфорд натянуто рассмеялся. ― Я раньше на него работал . В те дни он именовал себя Вернер фон Аргау. Мы с тобой видели его ― или, по крайней мере, его средство передвижения ― когда пересекали Альпы. Помнишь тот увязший в грязи фургон? Ты еще тогда вспрыгнул на его станину и руководил его освобождением, а потом сказал, что там был ящик полный льда. Уверен, что наш австриец был там, в этом ящике.

― Ха. Как бы то ни было, он не наша забота. Что нам нужно, так это чтобы Грайи были пробуждены, но без их глаза, тогда все становится поистине случайным, в высшей степени неопределенным. Один священник, с которым я здесь познакомился, сказал, что если оказаться в их фокусе, когда они слепы, то можно избавиться от внимания вампира. Твой вампир просто не сможет отследить тебя в этой… сверхъестественной темноте, в этом немыслимом хаосе возможностей. Не сможет удержать на тебе луч своего внимания. Конечно, прямо вслед за этим тебе придется пересечь изрядное количество соленой воды, чтобы, в конечном счете, не привлечь своего вампира обратно.

― Да, Америка, ― ты уже говорил.

― Или Греция. Я теперь склоняюсь к Греции.

― Но даже если твой вампир найдет тебя снова, ему ведь опять потребуется приглашение, верно?

― Уголки губ Байрона дрогнули в горькой усмешке. ― Да ― но даже несмотря на то, что ты так и не сдался и не попросил своего вернуться, как в итоге поступили я и твоя жена, уверен, ты не станешь отрицать, что это… могучее искушение. Уверен, бывали моменты одиночества и страха, когда даже ты был готов сдаться.

Кроуфорд поднял глаза и взглянул мимо Байрона, скользнув взглядом по берегу до той точки, где береговая линия, казалось, растворялась в волнующемся дневном мареве, а затем кивнул. ― Итак, ― спустя миг сказал он, ― мы отправляемся в Лериче, хватаем Джозефину, связываем ее и доставляем в Венецию, а затем используем сердце Шелли, чтобы вытянуть глаз из той Грайи, что им владеет и поймать его. Он усмехнулся и опустил взгляд на свои бледные, трясущиеся руки. ― А затем улепетываем что есть мочи, словно дьявол наступает нам на пятки.

― Именно так. Лицо Байрона блестело от пота, а держащая бокал рука начала, наконец, дрожать. ― Держи, ― сказал он, пихая бокал Кроуфорду, который ухитрился его поймать и не уронить при этом вместе с бутылкой в море.

Байрон нырнул под воду, и когда его голова вынырнула обратно на поверхность, он, казалось, ко всему наглотался соленой морской воды.

― Ты в порядке? ― спросил Кроуфорд.

Байрон кивнул и откинул голову назад. Теперь он загребал воду и руками, и больше не просил Кроуфорда вернуть бокал. ― В порядке, ― кратко ответил Байрон. ― Я просто… в последнее время мне лучше думается , если вокруг соленая вода; а еще лучше, если я в нее погружен .

― Думаю, она защищает тебя от влияния нефелимов, ― сказал ему Кроуфорд. ― Единственными мгновениями, когда я на самом деле хотел вырваться из сетей нефелима, когда был инфицирован, были моменты, когда я оказывался под водой. Ты напоминаешь Ноя, что так и не спасся, взобравшись на гору. Он пристально посмотрел на Байрона, который теперь тяжело дышал. ― Кажется, ты в последнее время слишком много плаваешь. Что, меры предосторожности Карбонариев начинают подводить?

― Не… ― начал было сердито Байрон; затем покачал головой. ― Что ж, полагаю, ты имеешь право спрашивать. Он подплыл к лодке, забросил руку на планшир и позволил руками и ногам расслабиться. Лодка накренилась под его весом, и Кроуфорд вынужден был подхватить бутылку, чтобы уберечь ее от падения.

― Да, ― сказал Байрон, ― принятые мною меры предосторожности, кажется, не годятся в качестве постоянного решения. Дьявол, я словно алкаш, который продолжает твердить себе, что можно каким-то образом оставаться в этой алкогольной западне и тем не менее вести нормальную жизнь. Я думал, что смогу удерживать ее ― называй ее, как хочешь, Лорд Грэй де Рутин [376], Маргарита Когни ― Это ― припёртой к стене; так, чтобы я мог по прежнему писать, но в тоже время был свободен выходить на солнце, и что Тереза и оставшиеся у меня дети будут при этом в безопасности. Но в последнее время днем я начал становиться слабее, и все меньше способен сосредоточиться. К тому же в последние месяцы у меня жар, который совсем не проходит. Так что я хочу сделать это, провести этот экзорцизм [377], пока у меня все еще достает сил ― душевных и физических.

Кроуфорд подумал о собственных физических и душевных силах. А Тито отправится с нами, или может быть Трелони?

― Нет. Байрон закинул на планшир вторую руку и тяжело втащил себя в лодку. Его плечи были теперь еще более красными, чем когда Кроуфорд впервые обратил на это внимание, и начали покрываться волдырями. ― Нет, Тито не притронется к работе подобного рода после той ночи в Венеции, когда колонна Грайи поднялась из воды, а Трелони, Трелони не поверит нам, если мы расскажем ему, кем на самом деле был его обожаемый Шелли.

Байрон взялся за весла и устало подогнал лодку к веревочной лестнице, чтобы Тито мог спуститься вниз и доставить их на берег. ― Только мы с тобой ― и Джозефина.

― Да поможет нам бог, ― тихо сказал Кроуфорд.

― Если он есть, ― усмехнулся Байрон. Не забывай о неисчислимом множестве ужасных вещей, которые уже случились.

К четырем часам огонь улегся достаточно, чтобы они могли приблизиться к печи не боясь обгореть. Грудная клетка и тазовые кости остались лежать неровными углями, но сердце, хотя и почерневшее, было все еще целым. Лишь бегло брошенный на него взгляд заставил Кроуфорда опять почувствовать головокружение, и он сел прямо на горячий песок.

Байрон глубоко вдохнул. ― Тре, ― сказал он, ― ты не мог бы достать для меня сердце?

Трелони решительно покачал головой. ― Я уже пытался достать тебе череп. А сердце просил Хант.

Байрон озабочено посмотрел на сидящего внизу Кроуфорда. ― Это нелепо, ― сказал он Трелони. ― Я знал Шелли дольше, чем любой из вас! Вы оба гости в моем доме! Я требую чтобы…

Он остановился и посмотрел на Ханта и Трелони. Кроуфорд мог догадаться, о чем думал Лорд: Трелони не сдвинется с места, а Хант может еще чего доброго из уязвленной гордости покинуть Каза Ланфранки и забрать сердце с собой; и если Байрон устроит сцену по поводу того, что хочет это сердце, Хант может запросто при первой же возможности вернуться на корабле в Лондон.

― Простите, ― сказал Байрон. ― Тяжелый просто выдался день. Конечно же, вы можете взять его, Ли ― а я удовольствуюсь кусочком кости.

Хант принес маленький ящичек, чтобы унести в нем мощи, и теперь открыл его и держал, пока Трелони склонился над мрачным изобилием печи и выхватил сердце. Он зашипел от боли, но перебросил его Ханту, который ухитрился поймать его в свою шкатулку и захлопнул крышку, будто сердце могло попытаться выпрыгнуть обратно.