Александр Логачев - Разрубленное небо

Люди Годайго валились на землю один за другим. Кто молча, кто-то успев крикнуть, кто-то хрипел, извиваясь в недолгой агонии на залитой серебристой росой траве. Кто-то успевал выдрать из тела стрелу или сюрикэн, но в него тут же впивалась новая.

Последний оставшийся на ногах самурай кинулся к Артему. И ему, единственному, удалось нанести удар. Наносил, когда черная стрела уже торчала у него из бедра. Потому, видимо, удар вышел несильным и нерезким, Артем без труда отбил его, подставив свою катану. И больше самурай со стрелой в бедре сделать ничего не смог. Стал оседать на землю, рухнул на колени, сжимающая рукоять меча рука уперлась в землю… Он вскинул взгляд и какое-то время неотрывно смотрел в глаза Артему. И столько было в его взгляде невыносимой, жуткой тоски, что Артему стало не по себе. Это были глаза самурая, умирающего так, как ему страшно не хотелось умирать — от отравленной стрелы, подло выпущенной из темноты. Цирковой гимнаст явственно ощутил, как под этим взглядом у него самого в каких-то потаенных механизмах души проворачиваются приржавевшие друг к другу шестерни, навсегда что-то меняя. Артем со всей четкостью осознал, что этот взгляд ему теперь не забыть, уж по ночам-то точно будет сниться…

Тем временем от абрикосового дерева отделилась тень и, низко стелясь над землей, заскользила в сторону схватки. Тень оказалась закутанным во все черное человеком, который метнулся к самураю со стрелой в бедре и всадил ему в грудь короткий прямой меч с квадратной гардой. И все. На этом аккорде схватка закончилась, да и недолго длилась она, какие-то секунды. Результатом этих секунд стало то, что люди Годайго все до единого были мертвы.

Закутанный в черное человек склонился над Гонгоро и что-то проделал. Только когда он распрямился, Артем понял что. Отрезанное у Гонгоро ухо незнакомец засунул за отворот куртки.

— Кто ты? — вырвалось у Артема. И наудачу спросил: — Ты из яма-буси?

Человек в черном поднял на него взгляд. Почему-то Артему показалось, что он улыбнулся под закрывающей лицо повязкой… И хоть открыты были одни только глаза, Артем с уверенностью мог бы сказать, что перед ним не Такамори, не Фудзита, вообще некто, никогда прежде Артему в этой жизни не встречавшийся. В прошлой жизни, впрочем, тоже… И почему-то Артем не сомневался — когда он снова встретит этот взгляд, то узнает этого человека.

Артем, ясное дело, не мог даже приблизительно сказать, сколько еще людей помимо незнакомца находятся за границами залитой лунным светом поляны, но, во всяком случае, отдавал себе отчет, что эти, если надобно увести его с собой, уведут. И уж тем более им не составит труда прикончить его в любой момент. Правда, хотели бы — уже прикончили бы. Хотя кто этих японцев знает, может, им всенепременно требуется собственноручно зарезать Артема, скажем, потому что так они обещали заказчику, а нарушить обещание не могут…

Но убивать его не стали. Не стали и уводить с собой. Незнакомец в черном побежал к абрикосовым деревьям и через мгновение растворился в ночи, оставив Артема одного в центре мертвого круга из тел. «Такаши, по слухам, убили яма-буси, и здесь тоже, по всему похоже, яма-буси — есть ли здесь какая-то связь?» — задумался Артем. Но найти ответ, стоя в круге из мертвых тел, было нелегко. Да и вообще торчать тут долее не имело никакого смысла. Артем двинулся в ту сторону, где вдали виднелись какие-то строения…

Это действительно был городок Никадура.

Нелегким делом оказалось найти свой постоялый двор. Городок был разбросан на большой территории, с какой стороны он сейчас зашел в город — непонятно, дома ночной порой все похожи… Но, поплутав, нашел, конечно, «свой» двор. Все ж таки Никацура — это вам не Нью-Йорк какой-нибудь. «Свой» двор он узнал по воротам, обитым по краям широкими медными полосами, и по крыше, крытой дранкой из дерева хиноки, — заметил это все днем, когда въезжали.

Подходя к воротам, Артем задался вполне актуальным вопросом — что ему прямо сейчас надлежит делать? Завалиться спать? Прихватить с собой всех своих самураев и до кучи Хидейоши с его самураями, ввалиться в дом, который занимал господин Касано, и устроить на отдельно взятом постоялом дворе ночь длинных катан? А потом отправиться на поиски подлеца Годайго, чтобы объяснить ему на языке клинков, что нехорошо похищать честных людей, а потом приказывать их убить? Непростые эти вопросы даже заставили Артема помедлить со стуком в воротные створы.

Ну, господин Касано скорее всего уже отбыл со двора — Артем готов был поспорить на что угодно. Что ему тут делать? Отвечать на вопросы, куда подевался даймё Ямомото? Так это или не так можно, конечно, проверить. И если вдруг Касано беспечно дрыхнет на гостиничных циновках… То что? Вызывать его на поединок? Исключено. Мало того что поединщиком Артем был, мягко говоря, не самым выдающимся, так еще после бессонной, беспокойной ночи, после отравления его так называемая спортивная форма оставляла желать лучшего. Приказать кому-нибудь из его самураев вызвать Касано и убить? Терять лицо перед ними, а также перед Хидейоши и его самураями не хочется, отдавать такой приказ тоже не хотелось. Сам Касано может крикнуть, что будет биться только с равным, а именно с Белым Драконом, и что тогда? Отказываться?

Еще сложнее с Годайго. Ну, допустим, найдет Артем, перебудив все дома этого городишки, его временное пристанище. И что? Во-первых, Годайго не самурай, а монах — как его вызовешь? Во-вторых, он, блин, императорской крови, потомок, блин, богини Солнца. Поднять на него руку какому-то чужаку — это, знаете, поступок, который вряд ли найдет отклик в японских сердцах, как бы ты ни объяснял людям свое решение.

В общем, Артем пришел к выводу, что самостоятельно ему в таких сложных запутках не разобраться, надо посоветоваться с кем-то знающим.

Удивительное открытие ждало даймё Ямомото на постоялом дворе. Оказывается, никто его не искал — ни с фонарями, ни без. Брат и сестра Кумазава, Такамори и Омицу, все его самураи и самураи Кумазава преспокойно дрыхли в отведенных им покоях. Артем не успел разбудить никого из своих. Раньше этого прибежал заспанный хозяин постоялого двора, его разбудил привратник, и хозяин тут же примчался узнать, не нужно ли этой прекрасной ночью еще что-нибудь столь уважаемому гостю? Гостя в первую очередь заинтересовало, не покинул ли этим вечером гостеприимный двор господин Касано? Выяснилось, что покинул. «А как отдохнул господин даймё? — вдруг спросил хозяин постоялого двора с какой-то странной улыбочкой. Артем даже бы сказал — с похабной улыбочкой. — И не желает ли господин даймё продолжить отдых? Вдруг он остался чем-то недоволен или по дороге сюда внезапно почувствовал в себе новые силы?» За всем этим чувствовал некий второй смысл, и Артем, насупив брови, потребовал от хозяина объяснить, что он имеет в виду. Хозяин объяснил: «Прощаясь со мной, господин Касано сказал: он очень жалеет, что дела заставляют его незамедлительно отправиться в путь и что он не может присоединиться к господину даймё и посетить вместе с ним лучший чайный домик Никацура, известного по всей Ямато красивыми и умелыми девушками…»