Алексей Волков - По обе стороны фронтира

Второе заведение было наполовину оккупировано морскими офицерами. Вроде всего полдюжины человек, а заполнили собой половину зала. Офицеры явно были с пришедшего утром фрегата, лишь только ступили на твердую землю, и сейчас их не могла смутить даже жара. Сдвинутые столы были уставлены пустыми, полупустыми и пока полными бутылками с вином и самыми разнообразными закусками. Как иначе, после долгого перехода?

Лица моряков раскраснелись, мундиры были расстегнуты, голоса звучали чуть громче, чем принято в порядочном обществе. Вполне извинительно для людей, привыкших перекрывать шум ветра да вдобавок слегка отдохнувших в своей компании.

Русским языком Пуляковский владел довольно неплохо.

Он поколебался лишь самую малость. Новые знакомства лишними не бывают.

Казимир заранее занял место неподалеку от гуляющих офицеров. Прочие посетители, судя по разговорам, являлись мексиканцами, британцами да немцами, что только должно было помочь Пуляковскому.

Взгляд мужчины случайно встретился со взглядом одного из офицеров, молодого, как остальные, круглолицего.

– Прошу прощения, панове… Вы из Петербурга? – спросил Казимир.

– Из Кронштадта, – поправил его круглолицый.

– Да, разумеется, – улыбнулся Пуляковский.

Если подумать, то разница невелика. В представлении поляка Кронштадт был просто морским предместьем столицы. Практически один город, но разделенный водой.

– Вы – русский? – спросил другой моряк.

– Поляк, если уж по национальности, – вновь улыбнулся Казимир. – Бывал в вашей стране, и не раз, а потом жизненные обстоятельства занесли меня в Новый Свет. Уже давно не посещал старушку Европу.

Он не стал уточнять, что бывал в России еще до последней войны с Наполеоном. Или, если чуть точнее иметь в виду последний раз, – во время войны, когда польский корпус маршала Понятовского входил в состав Великой армии. Плюс – полтора года плена, начиная с памятной Березины и до окончания военных действий.

Насчет последнего, трудно сказать, повезло или нет. Но очень уж многие сослуживцы Пуляковского пали в последующих боях, и даже славный франко-польский маршал утонул в Эльбе.

Зато уже тогда пленному офицеру удалось обзавестись некоторыми знакомствами, а назвать плен тягостным не смог бы самый предвзятый человек.

– Если не возражаете, пересаживайтесь к нам, – гостеприимно предложил кто-то из офицеров.

– И как жизнь в Мексике? – вопрос был закономерен и объясним.

– По-всякому, – пожал плечами Пуляковский. – В чем-то лучше, в чем-то хуже. Но уже отсутствие крепостного права на гигантской территории говорит в пользу Америки.

Он быстро обвел взглядом лица офицеров. Не вскинется ли кто защищать царящие в метрополии порядки?

Не кинулись. Двое даже отвели глаза, явно стыдясь за это явление. Неплохой показатель.

– Собственно, я являюсь гражданином Североамериканских Штатов, – не стал скрывать Пуляковский. – Когда переправился за океан, российской являлась лишь Калифорния, и никто не думал о дальнейшем расширении владений. Я же хотел быть в восточных районах. Ближе к Европе. Потом уже укоренился, вот до сих пор остаюсь… Сами понимаете: семья, дело… Я уважаемый человек, член правления большой торговой компании. У них все иначе, не как в России. Нет сословий, полная свобода. Хотя я и шляхтич весьма древнего рода, но…

Дворянство любило порассуждать о просвещении, свободе, деспотизме и прочих подобных вещах, потому опасаться не стоило. Да и кто осмелится угрожать иностранцу? Если что смущает: одно дело, высокомудрые разговоры, и другое – обычная жизнь. Морские офицеры, элита сословия. Могут побрезговать беседовать с торговцем, хотя род Пуляковских как минимум не уступит в древности большинству собравшихся. Не зря же пришлось подчеркнуть происхождение!

– Представляете, панове, перед нами нечто новое в истории. Создается совершенно новое государство, где все люди равны между собой, а власть не вмешивается в их жизнь. Разве это не вожделенная утопия? Мне очень интересно, что получится в итоге?

– Во Франции тоже было свободное общество. А закончили Бонапартом, – буркнул один из офицеров.

Но прочие зашикали на него, мол, зачем такое поминать?

– Франция – не совсем удачный пример, – справедливости ради заметил круглолицый. – Революция, убийство короля, борьба разных групп между собой. Наконец, непрерывные войны, поневоле выдвинувшие наверх самого способного. Наконец, личные качества Бонапарта, не просто узурпировавшего власть, а попытавшегося распространить ее на весь мир… Здесь же, на новом месте, действительно даже интересно, к чему они придут?

– К торговой республике скорее всего. Если дальше будут развиваться так же.

– Почему же к торговой, Матюшкин?

– Объясняю. – Матюшкин отодвинул чуть в сторону бокал. – В мире уже не раз и не два возникали общества без монарха. Венеция, наш Новгород… И какими становились основные занятия жителей? Правильно. Торговля. Не ведаю: почему? Может, отсутствие служивого сословия и человека, который по праву наследства обязан думать категориями веков, способствует приходу к власти людей, кои в отсутствии понятий «долг», «честь» и прочее все силы обращают на личное обогащение? Причем в условиях власти выборной к ней и приходят люди, наиболее энергичные, способные на поступки. Скажем так, в большинстве своем весьма нехорошие, связанные с наживой. Порядочному человеку трудно чего-то достичь там, где нет определенных нравственных правил. Тут поневоле действуют люди сомнительные, зато предприимчивые. Затем следует определенное вырождение.

– Ты пессимист, – обличил приятеля круглолицый. – Почему бы не вообразить то самое идеальное общество, о котором писали великие просветители?

– Отнюдь. Просто, как помнишь, Завалишин, мне доводилось бывать в здешних краях. Потому я прекрасно помню, например, то, что севернее Мексики официально существует рабство. Несмотря на все разговоры о свободе, равенстве и братстве. Да и прочие поступки республиканцев я одобряю далеко не всегда. Палка о двух концах. Я просто напоминаю о существовании второго.

– Но ведь действительно рабство, – протянул кто-то.

– Да, – вынужден был согласиться Пуляковский. – В части штатов оно существует. Но свободные люди сами решили вопрос о нем. Люди, заметьте, не власть.

– Рабы, например, – с ноткой иронии заметил Матюшкин.

– Негры.

– Все равно, люди. Странное равенство – не для всех. И потом, помнится, мы едва всерьез не повоевали со свободными людьми. Не в обиду, а как факт. По мне, своеобразное государство, но недостатков в нем не меньше, чем в любом другом. А свобода… Вы никогда, господа, не пытались определить, что это вообще такое? Насколько она вообще достижима в обществе, где помимо наших личных интересов имеются еще и общие, и их тоже нужно выполнять? Боюсь, полная свобода слишком многими будет воспринята как вседозволенность. И как найти золотую середину, понятия не имею.