Константин Самойлов - Если завтра война

- Хорошо. Допьёте чай, и пойдём в изолятор, там у нас уже есть заболевшие из числа тех, кто контактировал с приехавшими в воскресенье в город людьми.

Когда доужинали, Ермохин выдал Таругину халат и марлевую повязку, направились в изолятор. Он оказался совсем рядом - на этом же этаже, только в другом крыле здания.

Там находилось 15 человек с характерными симптомами гриппа, эпидемия которого прокатывалась по городам бывшего Советского Союза каждую зиму и косила ряды школьников и студентов.

Таругин, осмотрев пациентов, порекомендовал принимать жаропонижающие средства, которые были привезены из Харькова, делать ингаляции и не забывать про традиционные народные средства в виде малинового варенья и чая с мёдом. Самое лавное было в этой ситуации не допустить осложнений. Для тех же, кто только что заболел, или контактировал с заболевшими, Олег прописал капли в нос - интерферон, запас которого он привёз с собой. Благо его делали в Харькове на фармацевтической фабрике, и можно было хоть в этом вопросе не бояться исчезновения лекарств, из-за отсутствия производственных мощностей.

Пилипко беспокоили весьма настораживающие сообщения от милиции. Буквально на второй день после переноса, начались попытки бегства из области. Пока армии и милиции удавалось ловить беглецов, но было ясно, что задержать всех, кто хочет пытаться сбежать совершенно невозможно. Раньше, когда Харьков находился в своём времени, находились люди, которые плевали на риск и возили машинами контрабанду из Белгородской области в Харьковскую. Все попытки таможенников прекратить это ничем, кроме одиночных задержаний нарушителей не заканчивались. Да по-другому и не могло быть, ведь блокпосты стояли только на основных дорогах, а перекрыть лесные и полевые грунтовые дороги, не говоря уже о лесных тропах, которые, несмотря на отсутствие в области крупных лесных массивов, существовали, не было никакой возможности. Доходило даже до стрельбы по нарушителям, но ничего не менялось. Народ по-прежнему возил мешки с крупами через границу, по-прежнему срывали стоп-краны в электричках и подгоняли грузовики к железнодорожной насыпи, которые за время вынужденной стоянки ушлый народ успевал до отказа набить перевозимыми мешками с мукой и сахаром. Изменило ситуацию лишь изменившееся экономическое положение, сделавшее невыгодной контрабанду из соседнего государства. А теперь вот, в изменившихся условиях, жители области начали бежать. Самое интересное, что мотивы для бегства были самыми разными. Одного нарушителя задержали на границе Сумской области с грузом из разнообразных механических часов, ноутбуком и драгоценными изделиями. Читая протокол задержания, было видно, что он основательно подготовился к побегу - надел кирзовые сапоги, простые штаны и расшитую украинскую рубашку. Оставалось только удивляться предприимчивости этого гражданина и тому, как быстро он смог собраться в путь. На вопрос, а зачем собственно он бежал, задержанный ответил, что в области у него живут родственники, у которых он и хотел скрыться. На замечания же о том, что если они есть у него, то совсем необязательно он есть у них, и что пытаться отсидеться у своих предков будет не то что глупо, а очень опасно для них, этот гражданин просто замолчал. И эта была лишь капля в море, которую удалось поймать только благодаря везению милиционеров, совершенно случайно натолкнувшихся на нового диссидента. А ведь он был не один.

Хорошо ещё, что он не пытался сбежать с целью открыть глаза Сталину на творящиеся в области и городе безобразия, поэтому можно было рассчитывать на то, что задержанный легко отделается. А ведь было уже два случая бегства политически активных. Точнее - два неудавшихся случая. Об удавшихся попытках данные отсутствовали. Хотя, несомненно, они были у стороны, находящейся по ту сторону карантина. Вот только делиться этой информацией товарищи не спешили.

Область и так функционировала на пределе своих сил. По приказу Червоненко курсанты старших курсов Юридической Академии были приданы для усиления милиции. Такая же участь постигла пожарную академию и Харьковский Военный Университет. Но всё равно людей категорически не хватало.

Ещё одной головной болью был небольшой кусок приграничной части Российской Федерации в районе Казачьей Лопани, перенёсшийся вместе с Харьковом. Хорошо ещё, что погранцы смогли найти общий язык между собой, и сейчас, не делая различий между украинцами и русскими, несли службу на новых границах, очерченных перенесённой территорией. Проблема была не в этом, а в юридическом статусе россиян. Ведь формально они не должны были подчиняться Харькову. И в будущем с этим фактом могли возникнуть серьёзные проблемы, особенно, если руководство СССР решит внести смуту среди перемещенцев.

От раздумий Пилипко отвлёк телефонный звонок.

- Слушаю.

- Юрий Фёдорович, - начал на другом конце Червоненко, - на площади Свободы сейчас начался демократический митинг. Участники требуют чтобы вы были отстранены от власти в городе. Валкниса уже даже начали называть мучеником во имя демократии.

- Ну надо же, как они запели, до того как он управлял городом, проблем никаких не было. Всех собак вешали на него с Прохоровым, теперь же, когда они попытались сбежать, бросив всех на произвол, их называют мучениками. Ладно, я думаю, что можете решить эту проблему, только не нужно лишней крови.

- Хорошо, Юрий Фёдорович, мы разрешим это недоразумение.

Митинг на площади Свободы постепенно разрастался, но до масштабов Майдана ему, было, грубо говоря, як до Киева рачки. Да и сам митинг для Харькова был очень необычным событием. Нет, конечно, демонстрации в городе были и раньше. Но вот только настоящего запала и многотысячных толп не было никогда - большая часть населения была слишком пассивной для участия в подобных акциях протеста. Обычно контингент митингующих состоял из самых отмороженных политических деятелей, которых было меньшинство, и разнообразных студентов и прочих личностей, зарабатывающих на митинге свои 50 или 100 гривен. Так было всегда, вне зависимости от того, какая партия устраивала протест. Да и секретом это ни для кого не было. Всё проходило тихо и без эксцессов.

Сейчас же всё было иначе. Среди митингующих уже были видны самодельные плакаты с надписями типа: "Долой палача!", "Свободу независимому Харькову", "Свободу Валкнису", "Пилипко=НКВД=Гестапо".

Червоненко, выйдя из служебного "Мерседеса", недовольно поморщился. По нынешним временам, вот ещё одна насмешка, кричать на каждом углу о преступлениях власти и продажности её СССР было по меньшей мере необдуманно. Но, тем не менее, собравшиеся здесь, видимо совсем потеряли связь с реальным миром за годы независимости, и не понимали, что такие лозунги могут привести к травмам не совместимым с жизнью. Раньше Червоненко может и не обратил бы внимания на митинг под окнами Госадминистрации внимания, но теперь, подобные высказывания могли повредить и новоявленному областному руководству. Если Пилипко и просил не использовать крайних мер, потому что непосредственной угрозы городу не было, то Червоненко не мог на это пойти. Проблему нужно было решить раз и навсегда. Чтобы потом ни у кого не появлялось желания митинговать. Генерал-майор попросил у стоявших в оцеплении милиционеров громкоговоритель и обратился к митингующим: