Сергей Кутолин - НОВЕЛЛИНО (Опыт рефлексии ситуации)

Её рукопись "красных дневников" исчезла, но молчепись того давнего времени, как наиболее таинственный миг человека в осознании каждого из нас и наших отношений, случайная искра которых уже превратилась в вечнопись, есть исходная точка вечнописи жребия, вытянутого каждым из нас, любивших её и любимых ею и боготворивших её в своих логоспазмах и ненавидевших её в родописи умышленных поступков, где сплетаются графотерапия слов и поступков.

Лучащаяся и бесконечно желанная в семяписи мужского поколена, она не порождает ощущения куклы, переходившей из рук в руки даже и тогда, когда в результате вскрытия выяснилось, что убийцы и после её смерти имели сексоспазмы с её телом. И теперь, спустя десятилетия, к этим характеристикам нужно добавить еще одну – глубоко трагичную судьбу её страстных желаний играть шекспироваских героинь и даже Грушеньку из романа Достоевского.

Это теперь, когда я шаг за шагом могу вспоминать звездопись наших отношений, когда в моей крови и духе всё ещё не перегорел неумолимый закон Любви, а Долг заставлял меня служить Родине отцов Революции, это теперь, когда вовсе не победоносные поступки с моей стороны, слишком рано, по мнению моих служилых начальников, заставили меня молить их, не нарушая долг Отечеству, вернуться сюда, обратно в СССР, который хитрил, хитрил, а, превратившись в Матерь Новых русских – теперешнею Россию, выдал свои разработки и досье США на Ли Харви Освальда, предполагаемого убийцу Дж.Ф.Кеннеди. Хитрили, хитрили, а подали заранее ведомую куклу, обеляя мафию США, как в своё время обеляли мафию Италии, чтобы выгородить "красные бригады" в их ногописи политических убийств, потрясших в своё время весь европейский мир, чуть не брошенный в объятия Нового фашизма не без помощи аккредитованных в Италии советских корреспондентов. Магнетические плоды "Красной Капеллы", как подвижников и страстотерпцев, были поняты и перелопачены с точностью наоборот. И в этой мясорубке братолюбия, детолюбивого дружелюбия от свободолюбия Американской статуи Свободы, где желтый дьявол стал над Миром еще в эпоху М. Горького, Вл. Маяковского и теплого описания одноэтажной Свободы от Ильфа и Петрова до финна Марти Ларни в его "Четвертом позвонке", наши вертеры–услышкины подают мою миссию там как обаяние "секс -богини Америки и первой героини PlayBoy " органами КГБ СССР, предлагая США своё христолюбие в страннолюбии сребролюбия.

А иначе, просто указывая на меня пальцем как исполнителя разработок КГБ и даже сочувственно указывая, что я сам попросил уволить меня, в конце концов, от странно любострастного задания, в котором я играл роль томливого и надёжливого любовника Мэрилин, словно я какой – то танцовщик Александр Годунов, пусть и знаменитый в его цехе плясунов и подсунутый Жаклин Кеннеди в награду за её любовные опыты с великим Фрэнком Синатрой, который жил, как пел, а пел, как чувствовал…

Времяписк наших бывших органов Комитета был всегда отчаянно продуман до мелочей, а вот сами–то мелочи и мешали исполнить всё по задуманному плану. И только крупные мазки тайных течений разведки, приводившие к притяжению и отталкиванию индивидуумов, где мешалось смелое "да" и дерзкое "нет" удавалось в полной мере своего вещественного замысла, если энергия химии, электричества и биология, допускающие взвешивание и измерение, не становились уделом психологии, в которой начинала работать не уловленная в сети разведки совесть, что случилось со мной, когда в отношениях с Мэрилин я почувствовал, что мою плоть захватывает не только страсть, а совесть топит суетность и расчет, а что все договоры, присяги и годы учения мастерству разведчика не преодолевают тайные течения возникающей Любви между секс–символом Америки и мной, в котором душевные силы рабочей лошади, выполняющей трудовой цикл задач, превращаются Любовью в Милосердие и Добро, которые я могу творить ради этой белокурой Богини, над чем наши революционные отцы улыбались как над дурачеством.

И эта излучаемая жизненная сила, отвергаемая с негодованием службой учения и обучения разведке, на которую были затрачены немалые силы и средства моими отцами – учителями, и которые теперь разбивались о лодку личных переживаний и Любви, были для меня, конечно, невыносимы. А потому и сама ситуация требовала от меня встать или на путь того невероятного для меня факта, который равносилен предательству, и который был также невозможен, как и предать Любовь. И эта двойственность, в Крови и Духе, делала меня слабым и вела, как и во все времена, к ситуации, в которой первенцы приносились в жертву. Вот почему, когда я всё поведал начальству, то был отозван в Москву, навсегда прощаясь с Мэрилин…

Суковатая дубина документов рассказывает нам совсем иную историю, чем та, что так замысловато заретуширована расчетливыми спекулянтами от тайных игр разведки и политики, где благочестивый президент самой демократической и богатой страны Мира ведет пристойный и благонамеренный образ жизни, являя пример святости и нерушимости семейного очага. Нельзя было и помыслить, что там, на вершинах Олимпийского холма, где стоит ДОМ самой непорочности и девственности, глава государства нарушает идеал кроткости ало-белой биографии, исполненный божественной благодати демократической власти, а не смешной, грубой, лживой, пронырливой похоти, в сети которой попадают как элитные проститутки, так и великие дамы света и полусвета, актрисы божьей и не божьей милостью, в том числе и скандализованные лесбиянскими играми. Но до тех пор, пока тайное не станет явным, распечатанным строками истории и мученической кончины этого человека, ему приписываются все добродетели, упоминаемые в молитвеннике, а сам носитель власти венчает собой вершину мудрости и политической дальнозоркости, особенно после преодоления Карибского кризиса, когда удалось, казалось, усмирить этого русского медведя в образе сказочного колобка, совершающего свои вояжи в коломянковом костюмчике по всему земному шару и несущего раздрай в высшие эшелоны власти любой страны, где он появляется.

Впервые власть и Президента, и Генерального прокурора в стране статуи Свободы, которую рёвом благоговения исстари встречали все глотки эмигрантов в невероятном истерическом и психологическом напряжении, в котором как бы уже выковывалось сочетание американского идеализма и американского делового смысла, впервые власть в этой стране – Америке со всеми её и Фордами, и Вашингтонами, и Линкольными, и Эдисонами, принадлежала власти одной семьи, которую в точном уложении еще и американской – то можно было назвать с большой натяжкой, впервые власть принадлежала не просто одной семье, а двум родным братьям, каждый из которых являл собой сгусток ирландской крови, замешанный на упрямстве, хитрости и беспощадной суровости, наделенных крепкими кулаками и крепкими черепами, которым нипочем ни авиационные, ни авто-мобильные катастрофы, и чей сексуальный порох не выносит возни и шума сопротивления не только слабого пола во всей его ярой женственности юдифианства, но и мощных загребучих лап мафии, которые, хотя и не в состоянии справиться с курсом окружной начальной школы, но в лице Джимми Хоффа, Сэма Джанкани способны почти сверхестественным образом лжи, клеветы, подкупа, коловращения денег и убийств противопоставить себя сексуально вычурным братьям Кеннеди, сосредоточив свою элементарную душевную мощь на дотоле рассеянной и подавленной страсти к Мэрилин певца Синатры, бейсболиста Джо Ди Маджио, на протяжении двух десятилетий украшавшего ее могилу цветами, известном драматурге Артур Миллере, заявившем в ответ на известие о трагической гибели бывшей супруги, что такую не знает, наконец, Роберте Слетцере, журналисте и кино-продюсере, широко известном сейчас как биографе звезды.