Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

Правила коммерческой интриги пришлось нарушить: я не мог ждать, пока Вернизобер истощит без остатка терпение президента Коммерц-коллегии. Заговорив о покупке сам, сразу уступаешь контрагенту выгодную позицию. К тому же Голицын-старший больше думал о борьбе партий, чем о деле. Он предложил либо назначить моего человека в казенную компанию, либо купить оную за всю сумму, вложенную в нее.

- Пойми, Александр Иванович: совершив сию сделку за меньшую плату, мы с тобою навлечем на себя упреки в злоупотреблениях. Враги наши не преминут воспользоваться и столь удобный случай не пропустят.

- Понимаю, Дмитрий Михайлович. Беда в том, что не стоит она столько. В казенных прожектах ведь как бывает? Треть ассигнований разворуют, другая пропадет от нерадения, на остаток что-нибудь слепят для показа начальству. Приказчика отдать не согласен, жалко. Послать молодого парня в такое место, где все привыкли лодырничать и воровать, означает подвергнуть его непосильному испытанию: один против многих не стянет. Могу только дать совет, как вывести китоловство в прибыль.

- Изволь. Если считаешь себя знатоком сего промысла.

- Ни в коей мере не считаю. Но когда золото рассыпано под ногами, грех за ним не нагнуться. Или другим не указать. В северных краях лето короткое: промысловый сезон много, если четыре месяца длится. Люди не столько времени трудятся, сколько на печи лежат. У берегов Африки есть место, где киты водятся в изобилии: если ходить туда на зиму, а летом возвращаться на Мурман, можно ловить сих монстров круглый год. За вычетом короткого промежутка на поправку судов и отдых людям.

- В Африку?! Тебе людей не жалко? Нападут пираты или дикари, корабль разобьет бурей, да мало ли что может случиться?! И никак не помочь: даль несусветная!

- На каповердианских островах живут христиане, подданные португальского короля. Они бедны, но гостеприимны. Расстояние ничуть не больше, чем до Иркутска или Нерчинска. Путешествовать на корабле быстрее и приятнее, чем по суше, во много раз. Легче морем до Африки добраться, чем от Москвы до Петербурга в распутицу. Я испытал то и другое: следственно, знаю, о чем говорю. Еще хотел бы напомнить, что сии острова знаменуют треть дороги от нас в Восточную Индию и четверть - в Китай.

- Александр Иванович, мне приятно знать, что начинания Петра Великого не заглохли, но своевременны ли они сейчас? Разве нет дел более близких и насущных? Здесь, в России?!

- В государстве столь бедном - что может быть насущней добывания денег?! И еще скажу, князь Дмитрий Михайлович: Россия велика, но... Мир Божий больше! И он человеку дарован Господом весь! Если благо Отечества потребует добраться на край света, малодушно было бы от сего отказываться. А оно требует! Требует настоятельно, и к делам коллегии, кою Ваше Высокопревосходительство имеет честь возглавлять, а я - состоять в оной, сие требование имеет прямое отношение.

Красноречие, расточаемое перед Голицыным, пропало даром. Среди русских людей можно встретить врожденный ум и благородство; у аристократов - даже образование (редко, конечно). Но им... Или нам? Сам-то я кто, в конце концов? Нам присущ некий провинциализм. Узость горизонтов. Географическая ограниченность: у кого-то в пределах родной деревни, у кого-то - страны. Петр Великий был непостижимым, невесть откуда взявшимся исключением: может, он тем и велик, что его ум границ не ведал, орлиным взором охватывая земные пространства.

Неудача относительно китоловной компании не слишком меня огорчила. С ней или без нее - близился день, когда мои коммерческие горизонты раздвинутся на полсвета.

История, произошедшая в Константинополе, имела последствия столь значительные, что ее долго еще вспоминали во многих европейских столицах. А началась она с того, что на рассвете над тихими водами городской гавани, турками именуемой Халич (что значит залив), а христианами - Золотой Рог, раздались крики: 'пожар!' Корабль, отнятый капудан-пашой Каним-Мехмедом у неверных и обращенный во фрегат, окутался дымом. Сам глава оттоманского флота, вместе с толпою приближенных, не замедлил явиться: его сарай (дворец, по-турецки) располагался поблизости, недалеко от мечети Ени-Джами. Но паша оказался лишь бессильным зрителем того, как огонь пожирал совершенное творение рук человеческих: языки пламени вырвались сквозь прогоревшую палубу, в мгновение ока пережгли штаги и ванты, и горящие, потерявшие опору, мачты с грохотом рухнули, разбрасывая фейерверки искр. Каним-Мехмеду оставалось только проклинать злодеев, грозя им страшными карами: ясно, что поджог совершили греческие разбойники, прежние хозяева корабля. И это вместо благодарности: вот и обходись милосердно с таким народом! На кол! Не будет им легкой смерти, когда поймают! Он замер, сокрушенно глядя на догорающие останки, в которых что-то продолжало трещать и лопаться (слава Аллаху, порох не успели погрузить) - как вдруг чудовищной силы удар переломил турецкого адмирала пополам и бросил на стоящих за спиною слуг. Тяжелая, дюймового калибра, свинцовая пуля вошла ему в подвзошье и раздробила позвоночник.

Понадобился целый день, чтобы разобраться, откуда стреляли. Сначала каймакам перешерстил все суда, стоявшие поблизости - столь вздорным казалось предположение, будто пуля прилетела с галатского берега. Ширина Золотого Рога в этом месте четыреста шагов, до ближайших строений - почти пятьсот. Обыскали прибрежные дома на всякий случай - и нашли монструозное крепостное ружье, настил из досок и узкую бойницу в стене. Неведомый стрелок не выставлял оружие вовне, а палил из глубины помещения. Сим объяснилось, почему выстрел прозвучал глухо, и на него не обратили внимания за криками толпы и шумом пожара. Но это означало, что убийца заранее рассчитал, где будет стоять капудан-паша: скорее всего, и корабль подожгли, чтоб его выманить на берег. Злоумышленник оставил свое оружие, но изощренным образом испортил его, забивши медный гвоздик в запальное отверстие и налив купоросной кислоты в ствол.

Нашли владельца жилья; заикаясь от страха, он рассказал о купце-англичанине, которому недавно сдал дом в аренду. Посол граф Киннуль и консул от лондонской Левантийской компании, вызванные к великому визирю, растерянно разводили руками. Не имея никаких сведений об этом подданном Британского Величества, они предполагали обман и происки врагов. Ибрагим-паша склонен был скорее им поверить, чем заподозрить во лжи - но матросы и городская чернь рассудили иначе. Неверные убили капудан-пашу! Вспомнили действительные или мнимые грехи прежнего английского посла перед оттоманским флотом, кто-то крикнул о желании инглизов владеть всеми морями на свете - и больше доказательств не требовалось. Бей неверных! Французам и голландцам тоже досталось, за компанию, но англичанам - больше всего. Европейский квартал в Галате взяли под охрану и спасли от разгрома янычары (хотя на свирепых рожах дрожащие негоцианты читали те же чувства, что у разъяренной толпы), а оказавшиеся вне его испытали на себе турецкое зверство. Счастлив был тот, кого просто поколотили и ограбили: других забили насмерть, отрезали головы и носили страшные трофеи на пиках. Стоящий в гавани 'генеральный' корабль Левантийской компании был разграблен и сожжен в отместку за турецкий фрегат. Раздавались крики, что надо бы наказать греков, которые тоже виноваты, что визирь изменник и потворствует христианам - но визирь нашел деньги, чтобы выплатить задержанное жалованье, и уговорил янычарских начальников навести порядок. Грабители разбежались; кто не успел - потерял голову.