Владимир Свержин - Заря цвета пепла

– Рад видеть вас на воле, майор!

Я поклонился, всем видом давая понять, что эта радость взаимна.

– Надеюсь, вы друг мне?

– Мой генерал, даже если бы это было не так, я бы до последнего помнил, чем вам обязан.

Похоже, такой ответ несколько озадачил Бернадота, но, помолчав минуты две, он продолжил:

– Сейчас очень многое поставлено на карту. Речь идет не о моей и не о вашей жизни, хотя волею судьбы они оказались крепко связаны между собой. Речь идет о тирании, которую вознамерились утвердить во Франции жалкие продажные выскочки, единственно волей случая вставшие у руля нашего любимого Отечества, – отчеканил военный министр. – В них нет и капли настоящего мужества, капли государственного ума, они насквозь продажны и лишь торгуются с эмиссарами принцев, как бы подороже сбыть опустевший трон Бурбонов. Торгуются, словно портовые шлюхи, за сколько монет готовы раздвинуть ноги. Терпеть это более невозможно. Сегодня всякий честный и благородный человек должен сделать выбор: является он истинным гражданином и патриотом Франции или бессловесным скотом, участь которого – тупо пастись, пока не отправят на убой.

Произнеся это, Бернадот искоса поглядел на меня. Всякий в армии знал, что пламенной речью неистовый гасконец способен был поднять в атаку измотанные, прореженные огнем полки. Но я в своей жизни слышал очень много ярких речей. Принимая во внимание Лиса – даже слишком много. Но работа есть работа, я принял долженствующий вид и ответил:

– Располагайте мной, как сочтете нужным, мой генерал.

Военный министр рывком обнял меня за плечи.

– Я знал, что вы храбрец, Виктор! – Он слегка отстранился и заговорил значительно тише и без пафоса: – Насколько я помню, вы недавно прибыли из Бреста?

– Да. Не так давно.

– Мне необходимо, чтобы вы срочно отправились туда вновь. Я бы отослал кого-то из адъютантов, но они все на виду. Вас же мало кто знает. – Бернадот подошел к зеркалу и, словно невзначай, стал накручивать на палец длинную прядь иссиня-черных волос. – Полагаю, вам знаком начальник гарнизона крепости.

– Генерал Орн? Не слишком близко, однако мы были представлены.

– Вот и хорошо. Я дам вам сопроводительные документы и пакет для него, отправляйтесь сегодня же, не задерживайтесь в пути. Никто не должен знать о вашем задании. Пусть считается, что я послал вас составить для меня подробную справку о состоянии дорог Бретани и о фортификационных сооружениях на побережье. Это вполне логично, министерству необходимо знать, какие силы нам следует там сосредоточить, дабы отвратить англичан от новых попыток вторжения.

Я щелкнул каблуками, недвусмысленно давая понять, что готов выполнять задание.

– Ступайте. – Военный министр жестом отпустил меня. – Возвращайтесь через полчаса, используйте их, чтобы распорядиться насчет дальнего путешествия. Я вручу вам пакет. И помните, друг мой, – полнейшая секретность!

Сергей лежал на белом песке с видом туриста, которому после месяцев напряженной работы довелось выкроить денек понежиться на пляже. Его одежда, аккуратно расстеленная, сушилась на камнях. Здесь же, в углублении, чтобы не унесло неуемно дующим над землей ветром, просыхал весь имеющийся в наличии порох. Лис нежился на солнце, прикрыв глаза, расслабленно слушая насвистывающих в пальмовой роще птиц и тихий ропот волн, уже который век пытающихся поглотить этот благословенный спасительный берег. Наполеон сидел поблизости, мрачно глядя на бескрайнее море, где-то далеко превращающееся в столь же бескрайнее, еще более синее небо. Пусто, лишь волны в белых клочьях пены, ни паруса, ни точки на горизонте…

– Вас что-то гнетет, мой генерал? – не открывая глаз, поинтересовался Лис.

– По-твоему, для этого нет причин?

– Я бы сказал, валом. Но, может, шо-то конкретное: например, кушать хочется или, может, там, пить…

– Я думаю о тех, кому уже не требуется ни того, ни другого.

– Это, конечно, благородные мысли. Будь я вашим личным биографом, непременно бы сейчас задвинул, ну, в смысле, вставил, ну, в смысле, внес в анналы. – И тут Лис заговорил нараспев с драматическими паузами и придыханиями: – «И в этот миг, стоя в одном лишь нижнем белье на пустынном, выжженном безжалостным солнцем песчаном берегу западнее Александрии, Наполеон – этот любимец Марса и, что немаловажно, Венеры, думал о тех, кому не удалось спастись, кто стройными рядами перешел из-под его знамен в армию Нептуна…»

– Да ты глумишься! – возмутился Бонапарт.

– Ни в малейшей степени. Я ж говорю, биографы – это же что-то особенное! Вот сами подумайте, мой генерал, стал бы реальный Наполеон в такую минуту думать о тех, кто уже погиб? Нет. Как ни прискорбно, их уже не воротишь. Он бы задумался о тех, кто очутился в плену на этом берегу. От Нептуна дембеля не дождешься, но вот с теми, кто все еще жив, а таких, судя по всему, немало, есть смысл повозиться. Звучит, может, и не так величественно, но я уверен, что великий генерал Бонапарт в этот миг думал бы именно о них.

«Великий генерал Бонапарт» посмотрел на спутника, хмуря брови, затем вдруг ухмыльнулся от столь изысканной дерзости:

– Ты прав. Следует подумать о живых. Полагаю, немалая часть транспортов либо дошла до Александрии и спустила там флаг, либо выкинулась на берег, не желая доставаться англичанам. Тех было слишком мало, чтобы угнаться за всеми. Хочется верить, что мамелюки вовсе не те дикари, о которых повествуют авторы наших романов, и что им ведомы законы войны касательно обращения с пленными.

– Мой генерал, если вы имеете в виду, шо всякий пленник чего-то да стоит на рынке, то как раз этот закон войны они и придумали. Или кто-то из их родни. Вот только, – Сергей покосился на лежащие рядом мешочки с золотом, – боюсь, что наших золотовалютных запасов на всех не хватит. Разве что найти, с кем в картишки перекинуться… – Рейнар мечтательно вздохнул. – В любом случае, надо идти в Александрию, здесь – не с кем. Разве что с вами, так и то, стыдно сказать, моему генералу нечего поставить, кроме мундирных пуговиц.

– Наглец! – возмутился Бонапарт. – Между прочим, это золото из моей казны.

– Минуточку внимания. – Сергей поднял указательный палец. – Это золото из военной казны, отпущенной, между прочим, на завоевание Египта. Так как моя игра в карты – это своего рода диверсия – подрыв экономики и, главное, морального духа… – Он вдруг осекся. – Мой генерал, на горизонте всадники!

– Чьи?

– Уж точно не наши. Не помню, чтобы кто-то из наших пытался форсировать море верхом. – Лис бросился к сохнущей одежде, в несколько движений связал ее в узел, вложил туда пару камней и поспешил к воде.

– Что ты делаешь?! – изумился Наполеон. – Ты что же, не знаешь, что такое честь мундира?!