Евгений Токтаев - Орлы над пропастью

Узнав об этом, Лукулл с досады крякнул, но, пожалуй, лишь для порядка. Причин для огорчения не так уж много. Да, потери союзников весьма велики, да, злые языки скажут потом, что у Лукулла кораблей было больше. Дураки всегда найдутся. Умные же, прикидывая, сравнивая силы сторон, в восхищении пели хвалебные дифирамбы Луцию Лицинию, навечно оставив в тени истории имя истинного победителя.

Север, Барбат и Лапа уцелели в этой битве, приобретя заслуженное уважение со стороны сулланцев. Погибли многие из их товарищей, но кое-кто выжил. Нашелся Бурос, дравшийся на "Атропе", которую понтийцы смогли отправить на дно. Фракиец отделался небольшими ожогами, нахлебался соленой воды, но в целом был вполне себе жив-здоров и бурно радовался встрече с товарищами. Квинт ликовал вместе со всеми, загнав подальше темные мысли о своей неопределенной дальнейшей судьбе. Сейчас герои-победители, они все еще балансировали на лезвии бритвы в ожидании встречи с Суллой, и никто из них не знал, что готовит завтрашний день.

Торжествовал Лукулл, как и Север, отбросив в сторону заботы, не думая о том, что есть еще на море сила, помимо его собственной. До сих пор величина ее оставалась неведомой.

Увлеченно добивая понтийцев, мало кто из союзников заметил на горизонте пару парусов. Несокрушимый флот Эвпатора прекратил свое существование, кому сейчас есть дело до какой-то там гемиолии с акатом...

— ...здесь, похоже, все, — мрачно бросил Эвдор, из-под ладони рассматривая затянутый черным дымом северный горизонт, — бьюсь об заклад, сват нашего Уголька откинул копыта.

— Не понятно, — буркнул Идай, — не видно ничего.

— Ну почему же. К югу никто не бежит, значит бегут в другие стороны. Победил Лукулл. Уходим. Прокричите Аристиду, у меня чего-то в горле пересохло.

— Куда уходим? — спросил Менесфей.

— К Тенедосу. Там условлена встреча с Эргином. Теперь Единоборец воистину остался один на один с Лукуллом. Погладим, примет ли внезапно-осторожный наш Мономах, сражение.

— Собираешься поучаствовать? — поинтересовался Идай.

— Вот это вряд ли. Думаю, и вы не слишком жаждете подвигов.

— Чего тогда предупреждать Эргина?

— Так будет полезнее для нашего с вами благополучного дальнейшего существования. Ну, хватит языком чесать. По местам!

Всадник осадил коня у Преторианских ворот, едва не затоптав дежурного центуриона, вышедшего ему навстречу с поднятой рукой и ладонью обращенной наружу: "остановись".

— Пароль?

— "Бескорыстный купец!"

— Звучит, как "целомудренная шлюха", — хохотнул один из легионеров-часовых, ткнув локтем в бок товарища.

— Отставить разговоры! — рявкнул центурион, скосив глаза на болтунов, и кивнул всаднику, — проезжай.

Тот толкнул пятками бока коня и тряской рысью въехал в ворота. Лагерь, вмещавший три легиона, был огромен. Ровные ряды выбеленных солнцем палаток, казалось, тянулись до самого горизонта. Неотличимые друг от друга, они создавали иллюзию бесконечности.

Лагерь количеством обитателей и их поведением походил на муравейник. Легионеры в светло-серых рабочих туниках деловито сновали взад-вперед, занимаясь обычными повседневными делами: таскали воду, разжигали очаги для приготовления пищи. Всадник обогнал когорту, вооруженную кирками и лопатами, марширующую в сторону десятинных ворот [103] Десятинные ворота — ворота лагеря, противоположные Преторианским, главным воротам. Название свое получили из-за того, что возле них традиционно располагались палатки десятой когорты. . Легионеры направлялись на строительство новой дороги из расположенного неподалеку города Делий в Танагру: Сулла не допускал праздности солдат и придумывал для них какую-нибудь стройку, даже когда она была не особенно нужна. Строителей сопровождала центурия охранения в доспехах и с оружием.

В дальней части лагеря и снаружи, за десятинными воротами, слышались отрывистые окрики, стук деревянных мечей и топот сотен ног: центурионы гоняли вчерашних новобранцев. Те числились в молодых весьма условно, поскольку успели побывать не в одном бою, ведь Сулла не получал подкреплений с момента переправы в Грецию. Однако в сравнении с некоторыми ветеранами, освобождаемыми от обязательных упражнений, с легионеров, вставших под Орла только в прошлом году, ежедневно сходило по семь потов в марш-бросках с полной выкладкой и учебных боях. Это еще не считая общественных работ.

Еще сильнее префекты вспомогательных когорт гоняли своих подопечных, набранных в Македонии и Фракии. Фракийцы имели репутацию хороших бойцов, но их понятия о дисциплине не слишком согласовались с требованиями римских командиров, так что палки центурионов без дела не залеживались.

Всадник спешился у претория [104] Преторий — палатка полководца в лагере легиона. , не глядя кинул поводья одному из часовых и отдал честь трибуну.

— Они приближаются!

— Чего ты орешь, — поморщился трибун, однако кивнул и скрылся внутри огромной палатки.

Всадник не успел сосчитать до двадцати, как трибун вышел наружу вместе с немолодым человеком, облаченным в дорогие доспехи, застегивающим на плечах пурпурный полудамент [105] Полудамент — плащ полководца (лат. poludamentum). .

Черты лица Суллы бросались в глаза своей чистопородной "правильностью": прямой нос, тяжелый волевой подбородок, суровая складка меж бровей. Истинный римлянин. И сейчас, и прежде, Луций Корнелий имел оглушительный успех в женском обществе. Однако в последние годы любовь к нему прекрасного пола объяснялась вовсе не внешностью, давно уже потерявшей былую привлекательность, а, скорее, высочайшим положением главы консерваторов и его ледяным обаянием, развитым в молодые годы, когда Сулла якшался с актерами и мимами.

Кому другому пронзительные голубые глаза, пожалуй, добавили бы красоты, но только не Сулле, на бледном рыхлом лице которого, они смотрелись слишком блекло. Кожа, когда-то равномерно бледная, с годами покрылась уродующими красноватыми пятнами. Светло-рыжая шевелюра изрядно поредела с возрастом, хотя богам было угодно и в старости избавить Луция Корнелия даже от намеков на лысину.

Сулле подвели коня, один из подбежавших солдат, присел на колено, послушно подставив спину. Усевшись верхом, пятидесятидвухлетний полководец принял из рук трибуна позолоченный шлем, украшенный пышным султаном из крашенных в алый цвет страусовых перьев.

У претория собрались легаты и множество солдат. Сулла огляделся по сторонам, словно ища кого-то, и обратился к трибуну:

— Клавдий, быстро позови Марка.

— Уже послал за ним.

— Хорошо. Мурена, ты здесь?

— Здесь, командир.