Стивен Кинг - 11.22.63

Вечером четвертого сентября я увидел перед дверью Освальдов какого-то мальчика лет тринадцати с полотняной сумкой, переброшенной через плечо. Ему открыл Ли, босой, в джинсах и майке. Они немного поговорили. Ли пригласил мальчика в дом. Там они поговорили еще. Во время беседы Ли взял и показал мальчику какую-то книжку, на которую тот взглянул с сомнением. Не было смысла пользоваться направленным микрофоном, так как тогда повернуло на холод и окна у них были закрытые. Но Наклонная Пизанская Лампа светилась включенная, и когда я потом, поздно ночью, прослушал вторую пленку, в награду мне досталась интересная беседа. После третьего прослушивания я уже почти не замечал гнусавости голосов.

Мальчик распространял подписку на какую-то газету — или, может, это был журнал — под названием «Грит» [521] «Grit» — основанная в 1882 году газета для семейного чтения, особенно популярна среди фермеров и жителей маленьких городков, на которую, в 1940- 1970-х гг. работало 30 тыс. юных распространителей; с 2006 начала выходить в виде глянцевого журнала. . Он сообщил Освальдам, что в этом издании печатаются всякие интересные вещи, на которые не обращают внимания нью-йоркские газеты (мальчик назвал это «сельскими новостями»), плюс спорт и садоводство. В ней также было то, что он охарактеризовал как «придуманные истории» и комиксы.

— Вы не найдете Дикси Даган в «Таймс Геральд.», — проинформировал он их. — Моя мама любит Дикси [522] Героиня одноименного комикса, который регулярно печатался в течение 1929–1966 гг. .

— Хорошо, сынок, это все хорошо, — сказал Ли. — Ты еще маленький, а уже бизнесмен, не так ли?

— Нуууу…да-сэр?

— Скажи мне, сколько ты зарабатываешь?

— У меня есть всего четыре цента с каждого дайма, но не это главное, сэр. Что мне нравится больше всего, так это призы. Они куда как лучше, чем те, которые можно получить, когда продаешь клеверную мазь [523] «Cloverine Salve» — косметически-оздоровительный крем на основе живицы, который выпускается с 1890 году. . К черту ее. Я хо' себе купить ружжо 22-го калибра! Отец сказал, что мне уже можно.

— Сынок, а ты знаешь, что тебя эксплуатируют?

— А?

— Себе они забирают даймы. А тебе достаются пенни и надежда на ружье.

— Ли, он хороший мальчик, — сказала Марина. — Перестань, Ли. Остынь.

Ли ее проигнорировал.

— Тебе, сынок, надо вот эту книжку прочитать. Ты можешь прочитать, что здесь на обложке?

— О, да, сэр. Здесь написано «Состояние рабочего класса», автор Фридрик… Ингаллс?

— Э нгельс . Здесь все написано о ребятах, которые надеются, что выбьются в миллионеры, продавая то-се, идя от двери к двери.

— Не хочу я становиться миллионером, — возразил мальчик. — Я хочу себе только ружжо 22- го калибра, чтобы стрелять крыс под дамбой, как мой друг Хэнк.

— Ты, продавая их газеты, зарабатываешь пенни; они же зарабатывают доллары, продавая твой пот и пот миллионов ребят, таких, как ты. Свободный рынок никакой не свободный. Тебе нужно заниматься самообразованием, мальчик. Я сам так делал и начал, когда еще был где-то твоего же возраста.

Ли устроил юному газетчику из «Грит» десятиминутную лекцию о бедствиях капитализма, пересыпая свое выступление цитатами из Маркса. Мальчик терпеливо его выслушал, а потом спросил:

— Так вы подпишитесь на мою газету?

— Сынок, ты разве не слышал, что я тебе только что объяснял?

— У вас стесненные обстоятельства? Почему же вы сразу об этом не сказали?

— Я тебе как раз старался объяснить, почему я в стесненных обстоятельствах.

— Черт побери! Я бы успел еще три дома обойти, а теперь должен возвращаться домой, так как скоро уже начинается для меня запрещенное время [524] Время с вечера до утра, когда детям запрещено появляться на улице без сопровождения взрослых, может устанавливаться в малых городах референдумами, а в больших горсоветами; 50 % американских городов в 1960 году имели «комендантский час» для подростков. !

— Удачи, — простилась с ним Марина.

Скрипнула на старых навесах парадная дверь, а потом шарахнула, закрывшись (слишком они были ветхими, чтобы бухнуть). Упала продолжительная тишина. А потом Ли произнес сухо:

— Ты видишь. Вот с чем мы имеем дело.

Вскоре лампа была выключена.

Мой новенький телефон по-большей части молчал. Раз позвонил по телефону Дик — состоялся недлинный, типа «как дела», разговор, — вот и все. Я себя уверял, что чего-то другого не следует и ожидать. Начались занятия в школе, а первые несколько недель там всегда сплошной кавардак. У Дика были свои хлопоты, так как мисс Элли мобилизовала его с пенсии вновь на службу. Немного покуражившись, как сам мне рассказал, он ей разрешил внести его имя в список подменщиков. Элли не звонила, так как должна была одновременно делать пять тысяч дел и заодно гасить сотен пять мелких пожаров, которые вспыхивали то тут, то там.

Только когда Дик повесил трубку, до меня дошло, что он ни словом не упомянул о Сэйди…и на третий вечер после того, как Ли прочитал свою лекцию мальчику разносчику газет, я решил, что должен с ней поговорить. Я должен был услышать ее голос, даже если она скажет мне: «Не звони мне, больше, пожалуйста, Джордж, все кончено» .

Как только я потянулся рукой к телефону, как тот зазвонил. Я поднял трубку и произнес (с абсолютной уверенностью):

— Алло, Сэйди. Приветствую тебя, сердце мое.

Упало мгновение тишины достаточно продолжительное, чтобы решить, что я ошибся, что сейчас кто-то скажет: «Я не Сэйди, я просто случайный болван, который набрал не тот номер». И тогда она произнесла:

— Как ты догадался, что это я?

Я едва не ответил ей «гармония» , и она, вероятно, это поняла бы. Но на вероятно не следовало полагаться. Это был важный звонок, и я не желал его испортить. Отчаянно не желал испортить наш разговор. В том, что произошло следом, принимали участие два меня: Джордж, который говорит вслух по телефону, и Джейк внутри, который проговаривает то, чего не может сказать Джордж. Возможно, когда искренняя любовь повисла на паутинке, на противоположных сторонах разговора всегда находятся по двое.

— Так как весь день думал о тебе, — ответил я. (Я думал о ней все лето.)

— Как ты там?

— Я в порядке. (Мне одиноко.) А ты как? Как провела лето? Все успела сделать? (Ты разорвала юридическую связь со своим призрачным мужем?)

— Да, — ответила она. — Дело сделано. Ты же это имел в виду, Джордж? Сделала ли я это дело?

— Да, вероятно. Как там школа? Как твоя библиотека?

— Джордж, мы так и будем говорить все время или, может, на самом деле начнем говорить?

— Хорошо, — я сел на свой бугристый, неизвестно-кем еще используемый до этого диван. — Давай говорить. Ты в порядке?