Стивен Кинг - 11.22.63

— Можно мне задать вам еще один вопрос?

Она смотрит на меня с нарастающей растерянностью. Я бросаю взгляд на часы. Восемь четырнадцать. Почти время. Если Доналд не забыл, конечно… а я не верю, что он забудет. Как пелось в какой-то из песен в пятидесятых, есть кое-что, чего просто не может не произойти.

— Вечеринка Сэйди Хоукинс, давно в 1961-м. Кого вы тогда позвали дежурить с собой, когда мать тренера Бормана сломала себе бедро? Вы не припоминаете?

У нее приоткрылся рот, потом медленно закрылся. Приблизился мэр со своей женой, но, увидев нас глубоко погруженными в беседу, они изменяют курс. Мы тут заперты в собственной маленькой капсуле; только Джейк и Сэйди. Так, как это было когда-то в незапамятные времена.

— Дона Хегарти, — говорит она. — Это было дежурство, словно вместе с каким-то сельским идиотом. Мистер Эмберсон…

Но прежде чем она успевает договорить, из восьми высоких звуковых боксов звучит голос Дональда Белингема, точно своевременно:

— О'кей, Джоди, а теперь дыхание прошлого, пласт, который много значит, только на заказ классическая мелодия!

И она начинается, и интродукция духовой секции древнего биг-бэнда:

Фа-ба-да… фа-ба-да-да-дам…

— О, Боже мой, «В расположении духа», — говорит Сэйди. — Когда-то я умела танцевать хоп под эту мелодию.

Я протягиваю руку.

— Идем. Сделаем это сейчас.

Она смеется, мотает головой.

— Боюсь, времена моих свинг-танцев далеко позади, мистер Эмберсон.

— Но вы совсем не старая для вальса. Как говорил Доналд в те давние времена, «шевели ногами под бешеные гаммы». И называйте меня Джордж, пожалуйста. Прошу.

На улице весело скачут пары. Несколько даже стараются изобразить что-то на подобие линди-хопа, но никто из них не может свинговать, как это делали мы с Сэйди когда-то, в те давние дни. И рядом ничего похожего.

Она берется за мою руку, словно женщина во сне. Она и есть во сне, и я тоже. Как и все сладкие сновидения, это будет коротким…но ведь кратковременность и создает сладость, разве не так? Так, я думаю. Так как когда время прошло, его уже не вернуть никогда.

Праздничные фонари висят над улицей, желтые, красные, зеленые. Сэйди спотыкается об чей-то стул, но я к этому готов и легко ловлю ее за руку.

— Извините мою невнимательность, — говорит она.

— Вы всегда были такой, Сэйди. Одна из ваших милых черт.

Первые чем она успевает меня переспросить, я обхватываю рукой ее талию. Она обвивает меня своей, не отводя от меня взгляда. Свет скользит по ее щекам, отражается в ее глазах. Мы беремся рука в руку, пальцы смыкаются, и все те года для меня отлетают прочь, словно какое-то пальто, очень тяжелое, очень тесное. В то мгновение меня больше всего волнует всего лишь одна надежда: что она не жила очень поглощенной заботами, чтобы не встретить, по крайней мере, какого-нибудь одного мужчину, такого, который раз и навсегда избавил бы ее от той проклятой швабры Джона Клейтона.

Она говорит голосом таким тихим, что едва слышен среди музыки, но все-таки я ее слышу, я всегда ее слышал.

— Кто вы такой , Джордж?

— Тот, кого ты знала в другой жизни, сердце мое.

И тогда музыка захватывает нас, музыка откидывает прочь все те года, и мы танцуем.

2 января 2009-18 декабря 2010

Сарасота, Флорида

Ловелл, Мэн [720] Lovell — основанный в 1774 году городок (сегодня менее чем 1000 жителей), в котором Стивен Кинг имеет один из двух своих домов в Мэне (другой в г. Бангор).

Почти полстолетия прошло с того времени, как в Далласе был убит Джон Кеннеди, но два вопроса еще тлеют: был ли действительно Ли Освальд киллером, а если так, то действовал ли он сам? Ничто из написанного мной в «22/11/63» не дает ответов на эти вопросы, так как путешествие через время — это всего лишь соблазнительная игра моего воображения. Тем не менее, если вас так же, как меня, интересует, почему эти вопросы все еще остаются, думаю, я могу дать вам довольно удовлетворительный ответ в двух словах: Карен Карлин. Не просто как историческое примечание, но как примечание к примечанию. А впрочем…

Джек Руби владел Далласским стрип-клубом «Карусель». Карлин работала там танцовщицей под nom du burlesque [721] Балаганный псевдоним ( фр. ). Крошка Линн. На следующий после убийства президента день Джеку Руби вечером позвонила по телефону мисс Карлин, которой не хватало двадцати пяти долларов, чтобы заплатить аренду жилья за декабрь, и ей позарез нужно было их где-то одолжить, чтобы не оказаться выброшенной на улицу. Не поможет ли он ей?

Джек Руби, у которого голова была занята другими вещами, задал ей хорошую взбучку, озвучив самые брутальные сокровища из своего лексикона (похоже, что у Далласского Искрометного Джека весь лексикон был таким). Он находился в отчаянии из-за того, что почитаемый им президент было убит в его родном городе, и непрестанно повторял своим друзьям, как это ужасно для миссис Кеннеди и ее детей. Руби удручала сама мысль о том, что Джеки вынужденная будет вернуться в Даллас, когда начнется суд над Освальдом. Вдова станет общенациональным зрелищем, говорил он. Таблоиды будут использовать ее печаль для увеличения своих тиражей.

Конечно же, в том случае, если с Ли Освальдом не случится какого-то непоправимо смертельного происшествия.

В Далласском департаменте полиции каждый был знаком с Джеком, по меньшей мере, на уровне «кивнуть при встрече». Он со своей «женой» — так он называл свою маленькую таксу по имени Шиба — были частыми посетителями ДДП. Он раздавал бесплатные входные билеты в свой клуб, а когда туда заходили копы, он угощал их выпивкой. И никто не обратил особого внимания, когда он появился в участке в субботу, двадцать третьего ноября. Руби был там, когда Освальда, который, демонстрируя подбитый глаз, объявлял о своей невиновности, проводили мимо прессы. У Руби был револьвер (конечно же, 38-го калибра, но это был «Кольт Кобра») и он имел вполне осознанное намерение застрелить из него Освальда. Но в помещении было полно людей; Руби оттеснили в задние ряды; а Освальда тем временем провели.

Поэтому Джек Руби сдался.

Перед полднем в воскресенье он зашел в отделение «Вестерн Юнион», которое находилось приблизительно в квартале от ДДП, и прислал оттуда двадцать пять долларов «Крошке Линн». А потом Руби побрел в «коповню». Он допускал, что Освальда уже перевезли в окружную тюрьму Далласа, и пришел в удивление, увидев перед полицейским участком толпу. Там были репортеры, фургоны телеканалов и вездесущие обычные раззявы. Перевод арестанта не состоялся по графику.

У Руби был при себе тот же самый револьвер, и Руби проскользнул к полицейскому гаражу. С этим не возникло никаких проблем. Кое-кто из копов тогда даже поздоровался с ним, и Руби крикнул «привет» им в ответ. Освальд все еще находился наверху. В последний момент он еще спросил у своих конвоиров, может ли он надеть свитер, а то у него рубашка дырявая. Заминка на поиск свитера заняла меньше трех минут, но этого оказалось вполне достаточно — монетка жизни оборачивается мельком. Руби выстрелил Освальду в живот. Когда копы толпой навалились на Искрометного Джека, он даже крикнул: «Эй, ребята, я же Джек Руби! Вы все меня знаете!»