Стивен Кинг - 11.22.63

А еще мне стало интересно.

— Наверное, где-то на своем пути он сделал вам незаурядное добро, если вы превратились в его ангела-хранителя.

Он безрадостно хохотнул:

— Это смешно, пацик, но в каком-то смысле и правда. Думаю, в каком-то смысле я его ангел-хранитель. По крайней мере, сейчас.

— Что вы имеете ввиду?

— Имею в виду то, что он мой, Эмберсон. Этот сукин сын убил мою младшую сестренку, и если кто-то и всадит в него пулю…или перо, — он помахал штыком перед своим бледным, злым лицом, — то это буду я.

Я смотрел на него с разинутым ртом. Где-то вдалеке протарахтела серия взрывов, похоже, какой-то Хэллоуиновский злодей забавлялся с хлопушками. По всей Витчем-стрит слышались детские крики. Но тут мы были только вдвоем. Кристи с ее приятелями-алкоголиками называли себя друзьями Билла [236] Участники собраний АА, которые уже начали освобождаться от обычного пьянства, называют себя «друзьями Билла» по имени основателя движения Анонимных алкоголиков Билла Уилсона (1895–1971). ; мы же с ним были врагами Фрэнка. Замечательная команда, можно сказать… хотя Билл «Безподтяжечник» Теркотт не очень был похож на командного игрока.

— Вы… — я заткнулся и помотал головой. — Расскажите.

— Если ты хотя бы наполовину такой умник, каким себя считаешь, то и сам мог бы сложить все до кучи. Или Чеззи тебе мало рассказал?

Сначала у меня не получилось. Потом осенило. Миниатюрный человечек с русалкой на предплечье и лицом бодрого бурундука. Вот только лицо его потеряло всю бодрость, когда человечка хлопнул по спине Фрэнк Даннинг, посоветовав ему держать нос в чистоте, так как такой длинный нос легко запачкать. А еще перед тем, когда Фрэнк еще сыпал анекдотами в дальнем конце «Фонарщика» за столом братьев Трекеров, Чез успел меня просветить о вспыльчивом характере Даннинга…хотя, благодаря сочинению уборщика, это не было для меня новостью. «От него забеременела одна девушка. Где-то через пару лет после этого она забрала ребенка и смылась» .

— Что-то принимаешь по радио, командор Код [237] Commando Cody — герой научно-фантастического сериала (первая часть которого называлась «Люди-радары с Луны»), который демонстрировался в 1952–1953 гг. в кинотеатрах, а со временем и по телевизору. ? Вид у тебя именно такой.

— Первая жена Фрэнка Даннинга была вашей сестрой.

— Угадал. Уучасник назвал тайное слуово и получает сотню баксуув [238] Традиционная фраза из телевикторины «Вы абсолютно правы» (1947–1961), которую вел знаменитый комик Граучо Маркс (1890–1977); когда участник игры угадывал «секретное» слово, с этими словами из-под потолка спускалась похожая на Маркса игрушечная утка (в очках, с усами и сигарой) со стодолларовой банкнотой в клюве. .

— Мистер Фрати говорил, что она забрала ребенка и сбежала с ним. Так как ее уже достало, что он является домой пьяным и бесится.

— Да, это то, что он тебе сказал, и так думают большинство людей в этом городе — так думает Чеззи, насколько мне известно, — но я- то знаю лучше. Мы с Кларой всегда были близки. Росли вместе и всегда стояли один за другого. Ты, наверное, ни малейшего понятия не имеешь о таких вещах, ты в моих глазах, как какая-то совсем холодная рыба, но у нас с ней было именно так.

Я вспомнил о том единственном хорошем годе, который у нас был с Кристи — шесть месяцев до брака и шесть месяцев после свадьбы.

— Не такой уж я и холодный. Я понимаю, о чем вы говорите.

Он вновь массировал себе живот, грудь, горло и вновь грудь, хотя я не думаю, чтобы он сам это осознавал. Лицо его побледнело еще сильнее. Я подумал, чем он сегодня обедал, но тут же подумал, что не следует за это переживать, скоро я увижу все собственными глазами.

— Да? Тогда ты, может, подумаешь, что это смешно, что она мне ни разу не написала, после того, как где-то поселилась с Мики. Даже почтовой открытки не прислала. Мне самому это совсем не смешно. Так как она должна была. Она знала , как я переживаю за нее. И знала, как я люблю ее ребенка. Ей было двадцать, а Мики было шестнадцать месяцев, когда этот мандавошный анекдотчик заявил, что они пропали. Это было летом 38-го. Сейчас ей было бы сорок, а моему племяннику двадцать один. Уже был бы достаточно взрослым, чтобы, на хер, голосовать. И ты хош мне сказать, что она ни одного слова не написала бы родному брату, который, когда мы с ней еще были детьми, мешал Проныре Ройсу, чтобы тот не терся своим старым, морщинистым мясом об ее зад? Или она не попросила бы у меня немного денег, чтобы ей угнездиться в Бостоне или в Нью-Хейвене или где-то еще? Мистер, и я бы…

Он скривился, издал тихий, такой знакомый мне звук буль-урп и, попятившись, вновь оперся о стену гаража.

— Вам лучше сесть, — сказал я, — вы больны.

— Я никогда не болею. У меня даже простуда последний раз была еще в шестом классе.

Если это так, то этот вирус устроит ему блицкриг быстрее, чем немцы когда-то вторглись в Варшаву.

— Это кишечный грипп, господин Теркотт. Я сам всю ночь с ним промучился. Мистер Кин, аптекарь, говорит, что он сейчас ходит по городу.

— Да сухосракая старая баба ничего не понимает. Я чувствую себя прекрасно. — Он встряхнул своими засаленными космами, чтобы показать, какой он молодец. Лицо у него побледнело еще сильнее. Рука, в которой он держал свой японский штык, дрожала точно так, как до полудня дрожали у меня руки. — Ты хочешь дослушать или нет?

— Конечно.

Я украдкой кинул взгляд на часы. Было уже десять минут шестого. Время, которое тянулось так медленно, теперь ускорилось. Где сейчас находится Фрэнк Даннинг? Все еще в маркете? Я думал, вряд ли. Я думал, он сегодня ушел с работы рано, возможно, сказав, что хочет повести своих детей на «козни или лакомство». Вот только не это было в его планах. Он сидел в каком-то из баров, но не в «Фонарщике». Туда он заходил выпить одно пиво, самое большее мог выпить пару. То есть, с такой дозой он справлялся — если взять как пример мою жену, а я думал, что она является вполне корректный примером, — но шел оттуда всегда с пересохшим горлом и мозг его алкал добавки.

Нет, когда он испытывал настоящую потребность залиться вхлам, буквально выкупаться в пойле, он выбирал для этого какой-нибудь из более грязных баров: «Спицу», «Тусклый» или «Ведро». Или даже какую-то из тех абсолютно похабных гадюшень, которые нависали над загрязненным Кендаскигом — «У Волли» или еще более непристойный «Парамаунт лаундж», где большую часть стульев возле барной стойки обычно занимали древние проститутки с напрочь задрапированными косметикой лицами. А рассказывает ли он там анекдоты, от которых хохочет весь зал? Отваживается ли хоть кто-нибудь там с ним общаться, когда он уже полностью погрузился в работу по тушению этиловым спиртом раскаленного угля злости на задворках собственного мозга? Едва ли, если тот кто-нибудь не возжелает срочно поискать услуг дантиста.