Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

Сэру Гисборну очень хотелось бросить взгляд назад, узнать, как там компаньон, однако он не решился. Молчаливый человек за столом заставлял его чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, схваченным наставником за руку и строго призванным к ответу. Гай чуть слышно откашлялся, лихорадочно соображая, должны ли они дожидаться слов владельца замка или им надлежит заговорить первыми — накрепко затверженные с детства правила поведения вдруг канули в бездонную черную прорубь.

— Итак, чем обязан? — голос владельца Ренна оказался иным, нежели ожидал Гай. Вместо приглушенного львиного рыка — бархатистое журчание дорогого вина, льющегося в чеканный серебряный бокал. Человеку с таким голосом можно доверить самую сокровенную тайну… или прикусить язык и трижды обдумывать сказанное, даже ответ на безобиднейший вопрос, хороша ли сегодня погода. — Мы рады всем гостям, но предпочитаем заранее знать, кто к нам пожалует. Вы, мессиры, похоже, прибыли издалека… Я хотел бы узнать, с какой целью и можем ли мы вам чем-то помочь?

— Мы… — сэр Гисборн замялся, ощутив ужасающую растерянность. Вдруг они стали жертвами чудовищно нелепой ошибки, неверно истолковав загадочное послание и явившись со своими требованиями к людям, совершенно не имеющим отношения к непонятным событиям в Тулузе? Да, герб замка и герб на письме одинаковы, но Гай на собственном опыте убедился, насколько человеческая жизнь полна совпадениями. Он сглотнул и попытался начать заново: — Мы…

— …Приносим свои глубочайшие извинения за столь неожиданный визит, однако нас пригласили, — Гай не сразу сообразил, что ровный, почти лишившийся оттенков и оттого ставший более внушительным голос принадлежит, не кому иному, как его компаньону. — Мы приехали за женщиной, которую насильно удерживает здесь либо кто-то из ваших родственников, либо человек, имеющий право использовать печать с гербом ваших владений.

— О какой женщине идет речь? — хозяин замка насторожился, но не особенно, точно заранее предвидел все происходящее и не находил достойных поводов для волнения. — И не будете ли вы столь любезны пояснить, на основании чего вы полагаете себя приглашенными в Ренн?

— Женщину зовут Изабель Уэстмор, — тем же бесстрастным тоном продолжал Мак-Лауд, а Гай сконфуженно принялся копаться в болтавшемся на поясе кошеле в поисках листка пергамента, украшенного красной печатью с изображением двух треугольников. — Она подданная Британской короны, свободная горожанка из Бристоля, и, как мы подозреваем, седмицу назад во время праздников в Тулузе была увезена против ее воли. От вероятных похитителей мы получили вот это, — Гай наконец извлек сложенный в несколько раз листок и, сделав шаг, положил его на середину стола. — По настоятельной просьбе весьма обеспокоенных друзей этой дамы (сэр Гисборн едва не брякнул «Каких друзей?», но вовремя догадался: ссылка на несуществующих покровителей прозвучит внушительнее и многозначительнее, а также даст понять, что затянувшееся отсутствие посланников может вызвать подозрение и розыски) мы решили наведаться сюда и лично выяснить, правдиво ли столь нелепое обвинение.

Господин Ренна бросил короткий взгляд на пергамент — похоже, из чистой вежливости, так как отлично знал его содержание — и невозмутимо кивнул:

— Кажется, я понял, что вы имеете в виду… Присаживайтесь, господа. Кстати, позвольте узнать, с кем имею честь? Я — Бертран де Транкавель, граф Редэ.

— Гай Гисборн, из Ноттингама, — запнувшись, пробормотал Гай, осторожно опускаясь на скамью, накрытую серебристо-рыжим покрывалом из беличьих шкурок.

— Дугал ап Кодкелден Мак-Лауд, из Глен-Финнана — на сей раз шотландец изменил своей обычной манере представляться в соответствии с дошедшей с древних, еще языческих времен традицией, употребляя обходное выражение «меня называют так-то», и вдобавок использовал полное имя, которого сэру Гисборну ранее слышать не доводилось. С подобным обычаем, когда вместе с личным именем перечислялись имена родственников по мужской линии, он уже сталкивался — так именовали себя уроженцы Эрина и Уэльса, такое обыкновение сохранялось и в Шотландии.

— Вы англичане? — уточнил мессир Бертран. Гаю послышался обреченный вздох компаньона, неизменно впадавшего в ярость, когда приходилось долго и нудно растолковывать разницу в их происхождении, а в итоге звучало недоуменное: «Но ведь Англия — это одна страна, почему же вы не считаетесь соотечественниками?». Услышав подобное высказывание, Дугал стервенел и начинал вкрадчиво интересоваться, составил ли любопытный болтун завещание или еще не успел.

— Да, — мрачно сказал сэр Гисборн. Хвала всем святым, Мак-Лауд решил оказать компаньону снисхождение и промолчал.

Дверь позади них протяжно грохнула, в тихую комнату, принеся с собой горьковатый запах полыни, нетерпеливо ворвалось нечто яркое, неудержимо-стремительное, похожее на несущийся над горными склонами ветер, замедлило свой бег у стола и со слабым намеком на почтительность осведомилось:

— Мне передали, ты хотел меня видеть?.. О, у нас сегодня гости? Добро пожаловать в Ренн-ле-Шато, чувствуйте себя, как дома!..

Первый же взгляд на новоприбывшего позволял почти безошибочно представить внешность графа Редэ годков так двадцать тому назад. Гай без колебаний решил, что перед ними наследник Ренна собственной персоной, и поразился тому, что природа, создавая столь замечательные образцы человеческой внешности, никогда не забывает уравновесить их с прочим смертными, наделив хотя бы одним недостатком. В случае де Транкавеля-младшего почти совершенная красота породистого лица и хорошо сложенной фигуры вместо ожидаемого восхищения производили действие прямо противоположное, наводя на мысль о статуе, оживленной неким мрачным колдовством. Мысль мелькнула и бесследно сгинула, уничтоженная искреннее приветливой улыбкой, блеском глубоко посаженных агатовых глаз и низким, но чистым голосом:

— Судя по всему, мой призыв не канул впустую, — молодой человек ловко подхватил со стола запечатанный пергамент, одним плавным движением зашвырнул его в камин и в нарушение всех правил уселся на краю столешницы. — Вообще-то мы ждали вас несколько позже, но лучше опередить, чем опоздать, не так ли? Отец, это же друзья нашей уважаемой гостьи, мадам Изабеллы. Она много о вас рассказывала, поэтому можете считать, что мы уже знакомы… Ах да, меня зовут Рамон де Транкавель, — он вежливо наклонил голову, тряхнув блестяще-вороными прядями, необычно длинными для мужчины и гладко стянутыми на затылке в хвост.

Сэр Гисборн не без оснований считал себя тугодумом, но вот память на лица, пусть увиденные случайно и мимолетно, его подводила редко. Он поспешно вообразил открывающуюся дверь, стоящий в полумраке и подающийся назад силуэт, краткое мгновение, когда незнакомец из дома в Тулузе закрывал створки за вошедшей мистрисс Изабель и на него упали солнечные лучи… Или мессир Рамон самолично наведывался на праздники в столицу провинции, или у него имеется брат-близнец. Только как ему, Гаю Гисборну, быть с открытием, непреложно свидетельствующим, что обширнейший круг знакомых мистрисс Уэстмор включал и семейство из Ренн-ле-Шато?