Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

— Я тоже не помню, — после вдумчивого размышления согласился сэр Гисборн.

— Нам разрешили заглянуть в крипту под часовней, — продолжил Франческо. — Там хранятся… — узкое, точеное лицо приобрело задумчиво-сосредоточенное выражение, — любопытные вещи. Правильнее называть их «реликвиями», однако, да простится мне подобное сравнение, их сокровищница больше смахивает на лавку процветающего иудейского старьевщика.

Мак-Лауд высунул голову из дверного проема и непочтительно заржал, уточнив:

— В самом деле? А обломков Истинного Креста у них нет? Или наконечника копья Лонгина вкупе с его же верхней челюстью, лишенной половины зубов? Интересно, что получится, если собрать все хранящиеся по Европе «ногти Спасителя» да сложить их вместе?

— Дугал, заткнись, — не выдержал Гай.

— А что я такого сказал? — оскорбился шотландец, однако не ушел, как втайне надеялся сэр Гисборн, оставшись подпирать косяк. Почуявший нарастающее раздражение Франческо поспешил вмешаться:

— По большей части тут собраны предметы, якобы принадлежавшие Магдалине и Лазарю. Еще я видел меч короля Дагоберта и, по-моему, он настоящий. Во всяком случае, откованный во времена, когда жил Дагоберт. Монна Бьянка также собиралась показать мне библиотеку замка, но отец капеллан столь долго распространялся о каждом сокровище в своих владениях, что мы не успели.

— Если завтра уцелеем, наведаемся в здешнее хранилище знаний, — обрадовал попутчика Гисборн. — Хайме намекнул, будто сведения о lapis exillis можно раздобыть у здешнего библиотекаря. Я склонен думать, будто так называется некая книга.

— При чем тут Небесные камни? — не понял Франческо. Гай мстительно ткнул пальцем в сторону компаньона:

— Все вопросы к нему. Сидим, беседуем со старым графом и его наследником, а шевалье Мак-Лауд возьми и брякни: «Как, мол, поживает lapis exillis?» Знаешь, что мы услышали в ответ? «Пойдите и сами полюбуйтесь на него!» Правда, не сказали, куда идти, рассудив, что нам и так должно быть известно. Когда же мы попробовали разузнать что-нибудь у Хайме, он убежденно заявил: такой вещи вообще не существует. В общем, с какой стороны не посмотри, все равно придется заглянуть в библиотеку, — он понизил голос и спросил: — Как тебе показалось семейство?

— Среди моих знакомых, как вы понимаете, насчитывается не так много аристократов, чтобы было, с чем сравнивать, — наполовину в шутку, наполовину всерьез ответил Франческо. — Как я понял, власть в Ренне постепенно переходит от пожилого и усталого отца к наследнику, и монна Бьянка отзывалась о нем не самым лучшим образом…

— Смазливая физиономия, хитрые мыслишки и темная душонка, — высказал свое мнение шотландец. — Слушайте, давайте поразмыслим над нашими бедствиями утром, когда выспимся и будем лучше соображать. Лично у меня уже голова раскалывается, и если кто-нибудь сейчас скажет еще хоть слово, я за себя не ручаюсь.

…Франческо, заранее облюбовавший себе место на сундуке в гостиной, прежде чем улечься, немного постоял перед высоким окном, смотря на отражающиеся в мутном черном стекле огоньки свечей и прислушиваясь к порывам бившегося в неприступные стены крепости ветра. Он пытался сосредоточиться на мыслях о завтрашнем дне, но вместо этого снова и снова перебирал в памяти визит в часовню. Ему казалось, он упустил нечто важное, увиденное мельком и сохраняющееся непонятым в ожидании своего часа.

Как и говорила Бланка, произвести впечатление на капеллана оказалось проще простого — немного скучающего любопытства, проявленного заезжим гостем, пара небрежно брошенных флоринов и настойчивость монны де Транкавель быстро решили исход дела. Решетчатая дверь в крипту отворилась без малейшего скрипа, доказывая, сколько масла израсходовано на ее петли, отец Уриен (в самом деле похожий на хлопотливого и трусоватого суслика, при малейшей опасности скрывающегося в норе) повел их по низкому, холодному помещению, заставленному множеством сундуков, ларцов и шкатулок, склянок с полуистлевшими костями и обрывками некогда ярких тканей внутри, золотых и серебряных дарохранительниц, распятых на стенах древних доспехов — проржавевших и рассыпающихся. Капеллан говорил, не закрывая рта, Бланка поддакивала, юркая по всему подвалу и умудряясь везде бросить свой любопытствующий взгляд, а мессир Франческо поймал себя на том, что, не слишком внимательно разглядывая реликвии, ищет некий определенный предмет. Он не представлял, какой, просто шел по невидимому следу, как загоняющая добычу собака-ищейка.

Завершились его поиски в самом дальнем углу крипты, плохо освещенном и пыльном, куда, похоже, давно никто не заглядывал. Франческо непонимающе уставился на огромный, потемневший от времени дубовый сундук, поставленную на его крышку серебряную часовенку, тоже окутанную налетом черной патины, и выглядевший совершенно здесь неуместным обеденный прибор — несколько тарелок различного размера, небольшая чаша, круглое блюдо для дичи… На изготовление вещей пошли не привычная глина или металл, а дерево. Желтоватое мягкое дерево, вроде липы или клена, покрывшееся сетью трещин и рассохшееся от старости.

«Когда-то, возможно, эти предметы имели некую ценность, — Франческо рассеянно провел пальцем по краю тарелки, смахнув мелкую серую пыль и ощутив выпуклость плохо сохранившегося узора. — Теперь о них забыли и они превратились в обычный хлам. Все, собранное здесь, на самом деле бесполезный хлам, напрочь лишенный малейшего отсвета небесного благословения».

Бланка нетерпеливо окликнула его, и, испугавшись собственных мыслей, он поспешил на ее голос. Однако, выходя из крипты, он задержался, чтобы глянуть на массивный дверной замок и понять: он мог бы открыть его. Не подбирая ключей, с помощью куска обычнейшей гнутой проволоки, наподобие той, что валяется на дне одного из его мешков. Только зачем? Он же не собирается в самом деле еще раз явиться сюда?..

— Иди спать, — шепотом посоветовал сам себе Франческо. Подбросил в камин поленьев, задул почти догоревшие свечи на столе и забрался на приготовленное лежбище, уверенный — ему приснятся крипта под часовней, вкрадчивый шепот голосов в заброшенной галерее и девочка-подросток по имени Бьянка, похожая на бледный ночной цветок.

Утром серовато-золотистые стены замка Ренн оказались подернутыми сухой, искрящейся россыпью инея. Приход осени в гористые местности начинается с вершин, с тонкой корки льда, подернувшей лужи возле дверей хлева, со струй холодного воздуха, несущего близкое дыхание зимы. На далеком Острове в это время уже может выпасть первый неуверенный снег, к полудню превращающийся в десятки отсвечивающих на солнце лужиц, а здесь, на полудне Европы — всего лишь быстро тающие кристаллики измороси и прозрачно-стылый воздух скалистого утеса.