Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

— Ты чего испугался? Я просто хотел проверить, крепкий ли…

Гунтер двумя руками стащил шлем и поставил рядом. По счастью, меховые наушники летного шлема смягчили удар

— Великолепно, — сказал он, неприлично ругнувшись. — Ты бы хоть предупредил, что бить будешь.

— В бою тебя никто не предупредит, — авторитетно отозвался сэр Мишель. Германец, увидев, чем рыцарь проверял на прочность его шлем, обомлел. В руках Фармер держал боевой топор на длинной рукояти. Хорошо хоть обухом саданул, а не острием…

— Все, хозяин! — сэр Мишель повернулся к стоявшему рядом и бесстрастно взирающему на двух молодых дворян Комбуру. — Мы берем это. Сколько?

— Двенадцать фунтов, судари мои, — ответил оружейник, мгновенно согнав с лица сэра Мишеля улыбку этим словами.

— За что? — выпучил глаза рыцарь. — Да за двенадцать фунтов я куплю весь Руан и еще на пиво останется! Шесть!

— Идите покупайте Руан и заходите попозже, сударь, — невозмутимо пожал плечами мэтр Комбур. — Я никогда не торгуюсь, шевалье. Все выбранное вами стоит этих денег. Моя торговля известна в городе, как одна из лучших. Я не продаю плохого оружия. Не нравится цена — не берите.

— Двенадцать фунтов, двенадцать фунтов, — повторял сэр Мишель, угрюмо глядя на Гунтера. Тот только обрадовался:

— Вот и прекрасно! Верни меч, я сниму кольчугу да и без шлема мне можно обойтись.

— Никогда! — вдруг рявкнул рыцарь. — Плати, слышишь? А я отойду, видеть не могу это разорение…

Гунтер решил, что сейчас лучше послушаться. Рыцарь выглядел разозленным, но отступаться не желал. Весь вопрос только, как перевести фунты английского короля в венецианские золотые цехины, выданные бароном Александром. Совершенно непонятно… Гунтер просто протянул набитый золотом кошелек оружейнику и сообщил с великодушным видом:

— Отсчитайте, сколько нужно…

Считать пришлось долго. Обратно к германцу кошелек вернулся опустошенным на три четверти, а хозяин, упрятав деньги, куртуазно поклонился:

— Спасибо, сударь. Вы, часом, не в Святую ли Землю направляетесь?

— Именно, — подтвердил германец, не желая вдаваться в подробности. — Рога Саладину пообломать…

Собрав ненужные сейчас железки в мешок и водрузив его на заводную лошадь, которая, возмущено прижав уши, подогнула задние ноги — дескать, сколько можно навьючивать всякой дребедени на бедное животное! Гунтер вместе с рыцарем покинули двор немногословного оружейника, не забывшего, однако, пожелать благородным господам удачи и побед.

— Куда теперь? — спросил германец. Чувствовал он себя немножко необычно. И, казалось, что все смотрят на него с удивлением — человек в кольчуге ? Наваждение, однако, быстро исчезло — на самом деле парочка вооруженных дворян выглядела самым заурядным образом. Тем более, что в Руане, похоже, военных было больше, чем ремесленников и прочих городских жителей.

— Сначала к красильщику, — определил сэр Мишель. — Щит расписать. Потом к шорнику — тебе пояс нужен. Кольчуга без ремня — неудобно и, кроме того, перевязь для меча требуется. А потом — к Годфри, в дом епископа. Ужинать…

— Суматошный денек, — проворчал Гунтер. — А Понтий наш сидит в лондонском пабе и жрет «Гиннес»…

— Чего жрет? — не понял сэр Мишель, оборачиваясь к оруженосцу. — Как ты сказал?

— Пиво так называется, — усмехнулся Гунтер. — Ирландское. У нас в Берлине его продавали до войны. Хорошее пиво.

Рыцарь ненадолго задумался над словами своего необычного оруженосца, и, в конце концов, вымолвил:

— Пиво оно и есть пиво. Даже в Ирландии. И никак не называется. А вот в Ирландии сидр гонят хороший, это правда…

Его святейшество архиепископ Кентерберийский Годфри, еще известный под именем графа Клиффорда, действительно остановился в доме епископа Руанского Гильома. Дом располагался в самом центре города, возле собора Пресвятой Девы Руанской, и, хотя был одним из самых красивых и крупных зданий в городе, все равно терялся в тени громадного храма выстроенного из темного камня. У себя Гунтер, конечно, видал церкви и покрупнее, но для конца двенадцатого века здание собора было весьма внушительным сооружением.

Выехав на площадь перед собором, сэр Мишель и германец оказались средь беспорядочной базарной сутолоки и поняли, что напрямик к указанному каким-то горожанином епископскому дому подъехать невозможно. Жизнь на площади кипела — пестрели многочисленные ряды лавок, теснились повозки, некоторые торговцы разложили свои товары прямо на земле. И все кричали, наперебой расхваливая свой товар и ожесточенно выторговывая лишнюю монетку. Продавалось здесь все — от живых куриц и белоснежных откормленных гусей в плетеных лыковых клетках до золотых египетских украшений и помянутого сэром Мишелем ирландского сидра. Правда, купцы здесь были довольно низкого пошиба, все больше случайные люди, получившие неожиданную возможность приторговать, или желавшие сбыть ворованное. Все солидные ремесленники, имеющие вес в городе, обычно содержали собственные лавки на улицах, окружавших площадь, на первых этажах своих домов, и не унижались, выставляя на продажу свои товары на уличных лотках и нахально цепляясь за кошельки прохожих. Дело шло к вечеру, и народу стало поменьше, по сравнению с утренними часами, но все равно было очень шумно и людно.

Мишель направил свою лошадь по краю площади, в объезд рынка, мимо зданий, принадлежащих богатым цехам. Их отличали эмблемы самых крупных и состоятельных гильдий города, и на цветных знаменах красовались изображения то подковы, то скрещенных мечей или кораблей, то ткацкого челнока.

«Чем ты был недоволен? — спрашивал себя Гунтер. — Вполне нормальное Средневековье. Как на картинке — крупный торговый город… О, гляньте, даже преступники имеются.»

— Мишель, кого это так? — спросил германец, указывая взглядом на троих бородатых людей, прикрученных к каменным колодкам на небольшом возвышении, находившемся ближе к краю площади. Вокруг этого места — видимо, исполнявшего роль подобия позорного столба — прогуливались несколько праздных стражников.

Рыцарь оценивающе взглянул на наказанных злодеев, не имевших, впрочем, излишне покаянного вида, подумал и ответил:

— По-моему, это купцы, уличенные в бесчестной торговле. А может, я ошибаюсь… Видишь, у них над головами доска? Там все написано.

Гунтер не стал дальше интересоваться судьбою попавшихся мошенников. Лошади уже подошли к воротам епископского дома, которые, само собой, охранялись статуями святых апостолов Петра и Павла, на чьих каменных лицах читалась недовольство всем миром, отягощенное вселенской тоской; еще там слонялись с полдесятка вполне живых и даже не пьяных блюстителей порядка с гербом графства на туниках. Осмотрев с высоты своего положения стражу, сэр Мишель принял подобающий сурово-надменный вид и небрежно сообщил: