Андрей Дай - Поводырь (СИ)

Дежуривший у дверей Евграф поделился новостями:

— Вот все не Слава Богу, вашство, у ентих телекрафитов! Всю-то ноченьку бегали тудысь-сюдысь, тудысь-сюдысь! То станционное начальство в ихню избенку, то механик к етному. Топ-топ-топ! Топ-топ-топ! Ну, не давали, ироды глаз сомкнуть. Уж не война ли? Выб, батюшка генерал, поспрошали. Не дай Господь, случилось что?

— Угумс, — мурлыкнул я. Нужно было напустить на себя грозный вид и идти к телеграфистам — отдавать приказ о задержании гражданина Караваева К.И. А я улыбался, как плюшевый мишка, и ничего с собой поделать не мог.

Было чувство, словно сегодня меня ожидает очень важный и сложный экзамен. Только я его совершенно не боялся, ибо был готов как никогда. Все выучил, все запомнил, даже шпоры написал на всякий случай. И даже больше того, был уверен — экзаменаторы знают поменьше моего.

Злобный Гера напомнил, что не позже как к полудню будем в Каинске. Городишка-то так себе, и до пяти тысяч жителей не дотягивает. Но, по меркам пустынной Сибири — крупный окружной центр. Культурная, административная и торговая столица куска земли с Голландию размером. И вот там придется встречаться с людьми. Да не затюканными почтмейстерами, а с губернскими чиновниками и купцами — знатными передовиками капиталистического труда.

Он волновался куда больше меня, мой бедненький Герман Густавович. Это для него все впервые. Это он понятия не имеет, как общаться с шишками на ровном месте и углублениями на неровном. А мне давно уже наплевать. Я с Президентом разговаривал тет-а-тет. И кресло сумел сохранить, и лишнего не наобещать. А-то были случаи…

Поймал нужный настрой. Одернул расшитый мундир, накинул шубу на расправленные плечи и шагнул в телеграфную халупу.

— Э-э-э… Как тебя там…

— Здравия желаю, Ваше превосходительство!

— Да-да… Любезный! Как там этого… Городничего Каинского?

Вскочивший с места при моем вторжении механик, как согнулся в раболепном поклоне, так и замерз. Лица видно не было, а очень хотелось.

— Что вы там бубните, милейший! Извольте смотреть на меня, когда говорите!

— Павел Петрович Седачев, титулярный советник, — глазки масляные, хитрые. Ленинский прищур. Выражение лоснящегося рыла — «я что-то знаю, но тебе не скажу»! Отлично! Предводителя засранцев полиция на месте уже не застанет.

— Титулярному советнику Седачеву телеграмма. Спешно. Принять меры к задержанию губернского секретаря Караваева Капитолия Игнатьевича. Препроводить задержанного в каземат пересыльной крепости до выяснения. Подпись. Действительный статский советник, исправляющий должность начальника Томской губернии, Герман Густавович Лерхе… Готово? Где расписаться?

Японский городовой! Гера, выручай! Как ты расписываешься-то? Нефиг ржать. Это из тебя, придурок, демона примутся изгонять… Не знаешь, колдунов на кострах еще жгут?

Непослушная, онемевшая от внутренней борьбы двух душ-сущностей, рука вывела замысловатый вензель на светло-коричневой странице учета отправляемых сообщений. Все! Замысловатый электрический механизм запустил сложную систему отношений, родственных чувств, жажды наживы и страха. Сотни нитей чужих судеб натянутых на раму коварного замысла, из которых еще предстоит соткать пуленепробиваемую ткань моего статуса.

Низкий мост, едва-едва над замороженной, занесенной снегом рекой. Третье свидание с Омью. Здесь она уже не та полноводная красавица, как в столице Западной Сибири. И следа не осталось от степной меланхоличности в Усть-Тарке. Здесь, в Каинске — это просто преграда. Жидкая дорога, по которой с севера в городок приходят плотогоны. Место для водопоя тучных стад скота с растоптанными, взбитыми в сметанообразную грязь берегами.

Церковь на пупырышке единственного на сотни верст вокруг холма. С ее колокольни наверняка просматривается половина равнодушной Барабинской пустоши. Громоздящиеся, наползающие друг на друга, толкающиеся плечами в битве за лучшее место поближе к храму дома. Кривая улица. Конечно же — Московская. Думаете, только у коммунистов было тяжело с фантазией? В каждом Мухосранске обязательно есть улица Ленина и Советская. А тут Московских без счету…

Амбары. Амбары. Гигантские амбары с грузовыми эстакадами. Амбары поменьше. Побольше. Целый город амбаров. Жилые дома и присутственные места зажатые амбарным воинством.

И снег. Открыть им страшную тайну? Рассказать о существовании волшебников способных победить снег? О дворниках!

Сугробы, подобно детским снежным крепостям, перегораживающие улицы. Дорога подчиняется — вверх-вниз, с одной снежной горы на другую. Виляет между куч, огибает переметы. Люди даже не пытаются воевать с природой. Весь этот мир, вся эта страна за границей Уральского забора — одна сплошная природа. И за триста лет, за десять поколений отважных первопроходцев, ничего не изменилось. Грязь, сугробы и степь. И четыре с хвостиком тысяч человек на сотни квадратных верст. Каинский округ Томской губернии. Двадцать третье февраля 1864 года.

К полудню не успели — выехали намного позже, чем планировали. По моей прихоти, конечно же. Который раз убеждаюсь — все чтобы не делалось — к лучшему. Нас с нетерпением ждали. Стоило пересечь по скрипучему мосту Омь, как сбоку пристроилось несколько битком набитых людьми саней. Казаки сдвинули ряды. Конскими крупами оттесняли любопытствующих горожан. Сотник подгонял колонну. Притомившиеся лошадки скалились и рычали. Щелкал кнутом возница.

Лихо подлетели к одноэтажной длинной избе с вычурной надписью «Гостиный двор». Кавалеристы оттерли зевак от кареты. К дверце подбежал Артемка — молодой казак, назначенный Безсоновым мне в порученцы. Я сам попросил. Мог бы и приказать — все одно отказа не услышал бы. Но не стал.

Артемка еще раз выслушал инструкции и, придерживая левой рукой шашку, со всех ног ринулся к парадной. Минуты через три, неторопливо и даже как-то вальяжно, из дормеза появился и я. Как раз рассчитал, чтоб услышать, как вопящий от служебного рвения казачок требует в лучшие «апартементы» самое большое зеркало, что есть в городе. А как вы думали?! Я же изнываю от любопытства. Можно даже сказать — сто лет себя во весь рост не видел!

— Борткевич, Фортунат Дементьевич, — отдав воинское приветствие, четко доложил Степаныч. — Коллежский асессор, окружной начальник. К Вашему превосходительству с приветствием и товарищами.

Кивнул. Это вроде как билет на экзамене вытянул. Сейчас начнется.

— Счастливы приветствовать Вас, Ваше превосходительство, на Томской земле! — шкиперская бородка — а весь Питер усы и бакенбарды а-ля Александр II носит. Бунтарь? Глаза цепкие, настороженные. Губы средней полноты, верхняя и нижняя одинаковы. Явной покорности и подобострастия не демонстрирует, но и не дерзит. Неужто стоящий человек? — Примите, не побрезгуйте от щедрот земли нашей, Сибирской!