Андрей Дай - Поводырь (СИ)

Манифест от 19 февраля 1861 года, дал крестьянам личную свободу. Их больше нельзя было купить или продать, как скот. Этот же манифест привязал крестьян к выделенным им наделам пуще кандалов. По закону крестьянам запретили самовольно покидать поселения. Каждый, получивший паспорт для поездки на сезонные работы, и не вернувшийся в срок — объявлялся бродягой. А бродяжничество — это уже уголовное преступление, соответствующим образом наказуемое. Жить в любой губернии по выбору имели право только свободные, безземельные, отписанные, обладающие паспортами люди, представители титульной нации и по разрешению туземных властей. Вот казаки, например, подходили под это описание идеально. Кроме, разве что, того факта, что, в большинстве своей, они числились на государственной военной службе.

Выходило, что уговаривая Евграфа сделаться капитаном переселенцев, я толкал шустрого сибирского мужика на преступление. И решить эту проблему можно было лишь с Высочайшего Позволения. Чем я и намеревался заняться.

Но прежде чем начать звать крестьян в губернию, нужно было организовать их благополучную доставку до места назначения и приготовить места для поселений. Это и вменили в обязанность новой комиссии.

Следовало создать, а где уже есть пересыльные тюрьмы для ссыльных поселенцев, то пристроить «свободную» часть, сеть пунктов отдыха и медицинского контроля вновь прибывших. Вписали в протокол, что отныне допускаться в губернию люди, не имеющие прививки от оспы не должны. Для желающих в Усть-Тарке следовало построить карантинный поселок с врачом и существенным запасом материала для обеспечения прививками не менее пяти тысяч человек в год.

Естественно, каждый пункт отдыха должен быть снабжен запасом продовольствия и обеспечен персоналом, обученным отвечать на главные вопросы переселенцев — где обещанная земля, сколько ее, будет ли помощь с постройкой жилья и можно ли получить ссуду.

В тех окружных центрах, куда будут расселяться новички, нужно было создать запас сельхозинвентаря. Заранее договориться со старожилами о покупке у них нужного количества лошадей и скота. Приготовить семенной материал.

Губернской чертежной, совместно с Комиссией, следовало составить планы тех мест, где наличествует достаточное количество неосвоенных земель. Михаил Силантьевич Скоробогатов даже за голову схватился, представив потребный объем работ. Поспешил обрадовать его и всех, кто примет участие в работе комиссий о выплате особых премий за счет Фонда.

Расслабились. Пошутили даже. Совещание превращалось в заседание заговорщиков и мне, черт подери, это нравилось. Обще благостное впечатление от с пользой проведенного времени немного портил надзиратель питейно-акцизного округа Лавицкий. Сидел бирюк бирюком, недовольно поджав губы. Махнул на него рукой. Для всех хорошим не станешь.

Конечно же нагрузил столоначальников сбором сведений о чиновниках. Рассказал о том, что вскоре будет строиться доходный дом с пониженной арендной платой для служащих. Настоятельно порекомендовал донести эту новость до подчиненных. Желательно, вместе с известиями о доплатах от Фонда.

На прямой вопрос: когда мое превосходительство соизволит начать личные приемы, приподнял бровь и отговорился отсутствием секретаря, способного организовать запись страждущих и выделение часов приема. Пообещал вскорости обзавестись распорядителем доступа ко мне.

Статского советника Фризеля попросил, не прихоти ради, а по служебной надобности, отыскать директора Училищ и пригласить его ко мне на прием. Наступала пора заняться организацией досуга учеников томских гимназий. Тот скривил недовольно губы — чай не мальчик на побегушках — но отказать не посмел.

Вот так даже самых строптивых подчиненных постепенно и приучают повиноваться. Тут маленькая любезность, там невинная прихоть — глядишь, через годик уже и сам, привычно, спину гнет… Гнусно это, но именно с этим человеком, пережившим уже двух губернаторов, окопавшимся, пустившим корни, считающим себя «серым кардиналом», только так и надо. Не стрелять же его…

Распустил первое свое заседание. Вроде хорошо получилось. Жаль, что рабочий день на этом не закончился. Нашелся среди чиновничьей братии энергетический вампир — все силы выпил, гад.

— А вас, господа Скоробогатов и Менделеев, я попрошу остаться! — испытал краткий миг восторга. Как же давно хотелось кому-нибудь это сказать. Жаль в губернии не нашлось ни одного Штирлица…

Губернскому землемеру дал задание нарисовать точную копию висящей на стене, только меньше в четыре раза. Пора было выносить на карту известные мне месторождения и загодя проложить трассу будущей железной дороги. Чтоб, не дай Бог, не получилось накладок. Поселенцы не поймут, если землю сначала дадут, а через год отберут…

Карта, кстати, стараниями губернского архитектора, коллежского асессора Андрея Константиновича Македонского создавалась. Чертежник, оказывается, в основном земельным кадастром ведал. Межевание, размежевание, определение границ участков и все такое. А картографией у меня в губернии теплая компания из нескольких инженеров Корпуса Инженеров Путей сообщения, нашего архитектора и, как ни странно, командира 12-го Томского казачьего полка занималась.

— Чего же здесь поразительного? — удивился заметно осмелевший Менделеев. — Господин майор Суходольский и сам прежде в Корпусе служил. Им немало укреплений построено.

— Как же его в казачье войско занесло?

— О том, Ваше превосходительство, при всем моем уважении, вы у него лично спросите. Мало ли что люди болтают. Правду-то только он сам и знает.

Отпустил Скоробогатова. Приказал новому председателю Промышленной Комиссии при Губернском Совете сбегать за карандашами с бумагой, и принялся рисовать блок-схему Губернской Научно-технической консультации. Написал мелкими буковками в скобочках: «Томский Технологический Институт», взглянул в расширившиеся от восторга глаза молодого, не заросшего еще мхами бюрократии, чиновника и добавил тихонько:

— Большие Университеты начинаются с маленьких институтов.

И тут же принялся чиркать список требующихся специалистов:

Геологи и геодезисты, металлурги, агрономы и селекционеры, механики, кораблестроители, химики, особенно те, что разбирались в новом для этой эпохи направлении — органическая химия. Крупными буквами написал — инженеры-железнодорожники.

— Гальванистика, Ваше превосходительство, тоже модная ныне наука, — хмыкнул не верящий Павел Иванович.

— И что же она изучает?

— Электрические явления. Молнии на службу человеку надеются запрячь.

— Молнии? Ну, молнии нам пока не нужно, а вот искорку — было бы не плохо. Пишем и их тоже. Вы, господин надворный советник, припоминайте — кого еще я забыл?