Мария Чепурина - На самом деле

— Я вас заменю, — сказал Андрей.

В вестибюле университета к банкомату выстроилась очередь человек в пятнадцать. «Стипендия!» — подумала Марина. Настроение улучшилось, хотя с утра было прескверным: сегодня состоится второй за три дня семинар по истории России.

Ну, что же, раз этот Филиппенко очень хочет, чтобы ему читали прямо по книге — на здоровье! В этот раз Марина специально не готовилась. Велика заслуга — отвечать по ксерокопии! На организованный в подвале ксерокс обычно была такая же очередь, что и к банкомату. В недельном расписании указано несколько семинаров, и зубрилы тратят на ксерокс огромные деньги. Марина была слишком экономной, чтобы делать по пять рублей за страницу копии всякой ерунды, которые она выбросит сразу по окончании пары, ну максимум — после экзамена. Кроме этого, куда похвальнее прочесть книжку, а потом ответить из нее по памяти, в крайнем случае — по краткому конспекту из тетради. Марина с легкостью находила главное, а значит, могла запомнить то, что нужно. Но противный аспирант хотел подробностей, таких дурацких скучных мелочей, что память их не держала.

В каталожном зале библиотеки опять были разложены какие-то бумажки. Девушка взглянула: кто на этот раз, монархисты или красные? Иногда листовки содержали призывы молиться в церкви, а однажды Марина со смехом прочитала: «Уважаемые товарищи студенты! Скоро весна, любовь, сессия. Самое время прочесть книгу Ленина „Социализм и импреокритецызм“». Коммунисты всегда почему-то писали с ошибками. Сегодняшняя листовка приглашала посетить филармонию.

За книгами тоже была очередь. Марина встала за двумя парнями и прослушала одну из тех бесед, которые заставляют возмущаться и завидовать.

— Вот я пришел раз на экзамен — ничего не выучил. Открыл учебник, почитал, зашел и сдал на «пять», — сказал один.

Другой ответил:

— А вот я пришел один раз на экзамен — вообще ничего не учил, на лекции не был ни разу. Спросил, что сдают. Мне сказали. Спросил, как препода звать. Мне сказали. Я даже в учебник не смотрел! Так зашел, ну и сдал на «пять».

— А я один раз пришел на экзамен под градусом. Ничего, конечно, не знаю, какой предмет, не стал спрашивать, имя преподавателя — тоже. Зашел и сдал на «пять». Так и не знаю, что это за мужик был. Может, Хабибуллин?

— Нет, не может быть. Я Хабибуллину пять раз сдавал. И четыре раза мне один и тот же билет попадался. Наконец на пятый раз прихожу — опять этот билет. Я то же самое написал, что в те четыре раза. «Ну вот, — говорит, — наконец-то вы, молодой человек, что-то выучили. Можете ведь, когда хотите». Вот дурак!

— Дура-ак! Хабибуллин — ну что с него взять! Старикашка, песок сыпется, а все туда же!

— Не мог сразу «три» поставить, как нормальные люди делают.

— Агафонов тоже, болван, меня четыре раза гонял. Знает ведь, что я ничего не выучу — а все равно сдавать заставляет. Баранова такая же.

— Баранова — это Хабибуллин в юбке.

— Кстати, у него завтра день рождения.

— Круто! Мы отметим.

— Что нам ждать до завтра?! Может, выпьем?

— Неохота.

— Ну, пошли, немножко выпьем!

— Неохота!

— Да пошли! Чего нам тут-то делать? Книжки, что ль, читать? Или покурим.

— Ну, пойдём покурим.

Парни убежали, сделав, к счастью для Марины, очередь короче. Перед ней теперь стояли две девицы.

— Мужа стричь не надо.

— Да не муж он мне!

— Не важно. Все равно же ведь живете. Мужа не стригут, примета есть, сбежит.

— Да я немного. Теперь-то не буду! Клок волос ему отстригла. Ох, как раскричался! А вчера, прикинь, чего сказал…

Дела чужих мужей Марину не особо волновали, но деваться было некуда, пришлось послушать и об этом. Вскоре, тоже к счастью для нее, две девушки решили отложить чтение и тоже испарились. Между тем, читальный зал гудел, шептался и местами даже чавкал, хотя это было и не по правилам.

— Тишина! — рявкнула библиотекарь, молоденькая девушка.

Секунд на пять зал будто бы затих, но снова зажил бурной жизнью. А перед Мариной вновь стояли два оригинала:

— Да пойми ты, — бубнил первый, весь в прыщах, — Романовы и все, что было после, — это ерунда! Ненастоящее, неродное! Подлинная Россия — до восемнадцатого века! Ну и вот теперь… возрождается.

— Ты это скажешь на экзамене? — иронически спросил второй.

— А можно мне набор про этого… ну этого… — начал заикаться первокурсник в начале очереди.

— Ну-ну, про кого? — захихикала библиотекарь.

Зал из любопытства замолчал.

— Этого… царя… На букву «Х»… — промямлил первокурсник.

— На какую?!

Первокурсник покраснел и тихонько шмыгнул носом.

— Хаммурапи! — заорали все, кто был в библиотеке, и расхохотались.

Семинары о законах вавилонского царя были великим, легендарным испытанием, сквозь которое проходят все жрецы музы Клио. Они были и скучными, и очень непривычными для людей, только что покинувших школьную скамью. К каждому семинару полагалось отыскать ответы на десяток-другой вопросов, причем выписать на карточки не один какой-нибудь вариант ответа, а все мнения, представленные во всех предлагаемых списком литературы книгах. Так, например, если девять из десяти монографий говорили, что черный базальтовый столб с законами был обнаружен в тысяча девятьсот первом году, а одна — что в тысяча девятьсот втором, первокурснику полагалось написать девять карточек с одинаковыми текстами и одну — с отличающимся. Очевидно, в глазах кафедры археологии и истории Древнего мира этот Сизифов труд был чем-то вроде инициации. Чистые карточки продавались в ближайшем магазине канцтоваров: кое-то из первокурсников подозревал, что у магазина налажена взаимовыгодная договоренность с факультетом. Плоды семинарской работы кто-то из студентов в дальнейшем сжигал, кто-то тихо хоронил в шкафу, кто-то — выгодно сбывал младшим поколениям. Набор литературы не менялся десятилетиями, а так как первокурсники — создания примитивные и не в состоянии отыскать то, что им нужно, в каталоге, старые, потрепанные тома выдавали им готовыми наборами. Фамилии авторов, однако же, врезались в нежный мозг неофитов до конца жизни. Как и то, что столб с законами был черного базальта, а преподаватель истории Древнего мира — просто зверь.

У Марины по России восемнадцатого века тоже был зверюга, хоть и аспирант (говорили, что он в прошлом году также вел Хаммурапи). Она взяла толстенный том Павленко «Петр Первый» и пришла с ним на семинар, как и обещала. Препод был опять не в настроении, но ее никак не спрашивал. Марина заскучала, начала глядеть в окно и думать про столовую. Тут-то гнусный Филиппенко к ней и обратился:

— Ну-с, что вам известно о подушной подати?

Марина начала спешно листать фолиант.