Андрей Дай - Поводырь. Часть вторая.

Герасик плакал от смеха. А я едва сдержался, что не брякнуть что-нибудь вроде "слышь, братело" или "в натуре на счетчик поставлю". Потому как очень уж это похоже было на рядовое вымогательство. Только его ясак мне нужен был, как зайцу стопсигнал. Я бы предпочел, чтоб он собрал манатки и скоренько пересек границу. И прихватил с собой все свои юрты и скот. Впрочем…

— И еще! Передай этому… чудаку, что если через неделю мои солдаты найдут хоть одного оставшегося барана, он, этот баран будет считаться трофеем.

Губы Могалока дрогнули. Он прекрасно понимал, что я не потащу через бомы многотысячные стада. А значит, животные скорее всего достанутся ему. Идея моими руками уничтожить, или хотя бы принизить конкурентов, становилась в воображении хитрого князька еще и весьма прибыльной.

— Там на горе, говорит Турмек, есть китайская крепость Кактын Табатты. Там стоит маньчжурский гарнизон, который может плетями разогнать всю русскую армию.

— Попроси его передать коменданту этой заставы, чтоб тот спросил у начальника китайского форта на Борохудзире, помнит ли тот человека по фамилии Лерхе. И еще, добавь — это меня так зовут — Лерхе.

— Дозволено ли мне будет спросить, — вдруг, я даже вздрогнул, прошелестел голос третьего Чуйского повелителя, Мангдая. Причем на неплохом русском. — Отчего Борохудзирский ухерид должен вас помнить?

— А что, — собрался я и ответил. Только понял — врать нельзя. Почует. Этот кочевник с верховьев Чулышмана явно и хитрее и умнее остальных двоих. — Форт уже снова отстроили? И там снова появился живой гарнизон?

Китайский пикет разрушил мой брат Мориц, ну так что? Фамили-то у нас, слава Богу, одинаковые. Кроме того, хоть он и старше на три года, но, тем не менее, мы сильно похожи. Кабы я, подражая военным, носил усы — так и вообще. Это раз. А два — разве не логично предположить, что раз для нас все монголы на одно лицо, так и мы для них тоже?

— Турмек говорит: посмотрим, что ты скажешь северный бродяга, когда сюда придет знаменная армия.

— Скажу — пошли вон с моей земли — конечно, — хмыкнул я.

Непокорный зайсан резко поднялся и, забыв попрощаться с хозяином, выбежал из юрты. Минутой спустя я отослал и застывшего истуканом Безсонова. Шепнул только ему на ухо, чтоб потихоньку усилили посты и приготовили форт к атаке. Был абсолютно уверен что нападение не заставит себя ждать. До начала ярмарки оставалось дней восемь и возмутителю спокойствия оставалось только два варианта. Смириться, выплатить ясак и спокойно торговать, либо восстать, в надежде еще до торгов поживиться на складах пришлых купцов в Кош-Агаче.

— Велик ли ясак Высокого Императора? — через переводчика поинтересовался Могалок.

— Чем больше дружба, тем меньше дань.

Мангдай снял и аккуратно положил рядом китайскую шапочку.

У меня тоже было много вопросов к лояльным новой власти князькам, в основном, касающихся земель для расселения первой волны казаков. Но это я решил отложить до окончательного решения турмекского вопроса. Легкая демонстрация силы могла оказаться весьма полезной для переговоров.

Наутро не было, ни одной юрты в пределах видимости с караульных вышек, что Кош-Агача, что форта. Трава блестела от мелкой водяной пыли — росы, пронзительно, непостижимо высокое, непередаваемо-голубое небо выгибалось гигантским куполом над сжатой горами степью. По всем приметам, день должен был стать таким же жарким и долгим, как и предыдущие сорок дней лета. И все-таки в воздухе чувствовалось напряжение. Как перед грозой, когда все вокруг наполнено стихийным электричеством и требуется только тучка, да малюсенькая искорка, чтоб забухало, загрохотало, засверкало одноногими молниями и небо обрушилось на землю упругим ливнем.

Купцы спешно прятали товары в крепкие амбары, расклинивали ворота обрезками бревен. Между неказистыми, три-четыре венца от земли, домиками ставили собранные из жердей "ежи". На жарких чердаках пыхтели вооруженные многозарядными карабинами охотники, подготавливая позиции для стрельбы.

Посланные на разведку несколько пар разъездов доложили, что Могалок перевез свое стойбище всего на версту к северу. Мангдай — на полторы к юго-западу, к озерам. А вот Турмек откатился дальше всех — к юго-востоку верст на десять. Расставив точки кочевий на карте, я понял, что в поселке мне делать нечего. Между мятежным зайсаном и Кош-Агачем — наша новая, правда, не достроенная до конца, крепость. Не настолько же бунтовщик безумен, чтоб напасть на купцов, оставив большую часть военного отряда у себя в тылу!

Подавил соблазн поменять Гилевские спенсерки на казачьи карабины. С повышенной огневой мощью, моя конвойная сотня могла много интересных дел наворотить. Но, с другой стороны, что мешает десятку лихих туземцев, пока основной "эскадрон" пытается штурмовать земляное укрепление, прошмыгнуть к поселку в надежде на богатую добычу? Ничего. Будь я на месте излишне полагающегося на китайский пикет, зайсана, то и крепость бы не стал трогать. Половиной своего партизанского отряда налетел бы на почти беззащитный Кош-Агач, побил — пострелял купцов с приказчиками, прихватил что подороже, и ходу.

А когда из форта выползет часть солдат, отправленная на помощь подвергшегося нападению торговому стану, атаковал бы. Сам видел, пока пехотинец перезаряжает свое ружье, кочевник три-четыре стрелы успевает в небо запустить. Вот и засыпал бы солдатиков облаками колючих подарков, пока не заставил бы отступить под защиту форта. Потом спокойно разбил бы стан в полуверсте от крепости и не давал высунуться. Как долго смогут продержаться две сотни человек без дров Алтайской зимой? Да нисколько. При первых же холодах пошли бы мои казачки на прорыв в сторону дома. И пушки бы бросили, за которые циньские генералы меня, такого хитрого и замечательного командира эскадрона, в десны бы целовали.

И пришельцев бы немного уйти смогло. Через бомы переползая, не шибко-то повоюешь. Особенно, когда из каждого куста может стрела вылететь. Так и кусал бы, кусал, и кусал. На что Михайло Потапыч — зверь могучий, а и его комары до белого каления довести могут…

Но Турмек — не я. И его предки не изводили немецко-фашистских оккупантов бесконечными укусами в брянских лесах. И кто такой Суворов — он понятия не имеет. Похоже, и к многочисленной семье чингизидов туземный князек тоже никакого отношения не имеет. Так откуда ему военной науки набраться? То, что маньчжуры обучают командиров своего туземного войска — из области фантастики. Они здесь, на Южном Алтае и в Монголии, такие же захватчики и оккупанты. Пришлые, а значит — аборигенам в принципе не доверяющие.

И вот тут у меня появлялось пространство для маневра. В полное наше превосходство я верил, и в победе не сомневался. Но война — это тоже политический акт. Просто переговоры — это вроде как ухаживание и предварительные ласки, а столкновения армий — грубое немецкое порно. Однако и здесь есть маленький нюанс. В зависимости от того, кто как провел первую фазу акта, тот такое место и займет. Я имею ввиду — снизу или сверху. Грубо? Конечно — грубо. Но ведь война — это не ромашки на лугу. Это тоже штуковина неласковая.