Кирилл Кириллов - Земля Великого змея

— Скорее всего, — ответил Ромка. — Пойдемте, а то воняет здесь… Да и гады эти… — Не решаясь подойти к воротам, он вытянул шею, силясь разглядеть, что творится в огромном бассейне. Падающих с потолка через далекие дыры капель света было мало, но на миг показалось, что он видит кольца аспидно-черного тела над мрачными водами. — Фу, гадость!

— А они не выберутся? — спросил итальянец, опасливо прислушиваясь к тяжелым всплескам на той стороне.

— С чего б им? Жрецы ведь тоже не дураки и съеденными быть не хотят. Помните механизм наверху? Он рассчитан на о-о-очень тяжелые ворота.

— И то верно, пойдемте скорей, — ответил флорентиец, косясь во мрак бассейна. — Факел скоро догорит.

Стремительно, наперегонки взбежали они по широкой лестнице. Ноздря в ноздрю пронеслись по гулким плитам храма и, толкнув друг друга в проеме, вывалились на свежий воздух. Обессиленный после ран, Ромка опустился прямо на плиты, флорентиец согнулся пополам, уперев руки в бедра. Оба дышали как запальные лошади после иерихонской мили. Ромка посмотрел на взъерошенного, раскрасневшегося дона Лоренцо и заржал. По-русски, от души. Тот глянул на всклоченного молодого человека и ответил россыпью скрипучего, нервного смеха.

Ромка поднялся с земли.

— Поди ж ты? Стемнело, — взглянул он на звезды. — Надо бы что-то с ночлегом думать.

— Думаю, — ответил итальянец, — нам нужно расположиться в храме. Там теплее, да и если кто приплывет, мы его скорее заметим, чем он нас.

— В храме спать опасно. Случись что, окажемся заперты, как крысы в канатном ящике. Только дырочку заткнуть.

— А мы установим дежурство.

— Не выспимся совсем. Да и на камнях ночевать — можно себе внутренности застудить, это только кажется, что тепло, а под нами вода. Она из камня все тепло быстро вытянет и холодом напитает. А давайте вот что, — предложил Ромка, — залезем на верхнюю площадку и устроимся там. Материи возьмем да и обмотаемся в несколько слоев.

— Готовый саван, — хмыкнул флорентиец. — А знаете, можно сделать кровати. Там длинные копья есть, сложим их рамой, сверху материю натянем и будем спать как в гамаке. Воздух холод не пустит.

— Отличная идея! — загорелся Ромка. — Пойдемте скорей, а то и рассвет не за горами.

Прислушиваясь к доносящимся из подземелья звукам, они подтащили к квадратному люку в потолке длинную палку с набитыми поперек рейками — местный вариант лестницы.

Дон Лоренцо кошкой вскарабкался наверх до половины. Ромка передал ему несколько отрезов материи и охапку копий. Тот легко перекидал все это наверх и исчез в квадратном окне. Покряхтывая от боли во всех членах, Ромка полез следом. Флорентиец протянул руку, помогая выбраться, и затараторил, мешая испанские и итальянские слова:

— Кошмарное тут место.

— Ужаснее, чем внизу? — удивился Ромка, озираясь.

Действительно, местечко было то еще. Обычно верхние площадки пирамидальных храмов мешики обносили невысоким, чисто символическим каменным бордюром. Здесь же вокруг маленькой жертвенной комнаты была выстроена целая стена высотой молодому человеку примерно до груди. Верхняя часть была утыкана короткими бронзовыми пиками. В лунном свете поблескивала заточка наконечников. Каждая третья пика была длиннее остальных и загибалась внутрь почти под прямым углом. Она заканчивалась не просто острием, а длинным листообразным наконечником, который, казалось, мог рассечь падающий на него конский волос. Снаружи это фортификационное сооружение было обтянуто тонкой мелкоячеистой сеткой, в которой каждое сочленение дополнительно укреплялось тонким хомутиком с острыми краями. Лунный свет, проходя сквозь кружево заградительной конструкции, отбрасывал на серый пол причудливые тени.

— Они этих гадов тут погулять выпускают? — спросил Ромка сам себя. — На солнышке погреться?

Флорентиец, выделяющийся темным силуэтом на фоне звездного неба, выразительно пожал плечами и, поддерживая молодого человека за локоть, помог ему выбраться наверх:

— А давайте поднимем лестницу.

Вдвоем они ухватились за верхнюю перекладину и потянули. Приспособление оказалось на диво тяжелым. Чтоб вынуть ее из отверстия, они, кряхтя и цепляясь перекладинами, потратили около получаса. Наконец они уложили лестницу вдоль стены и присели отдохнуть.

— Вот теперь и устраиваться можно, — потер Ромка гудящие ладони. — Как бишь вы предлагали обустроить постель?

— Смотрите, — ответил флорентиец, раскатывая по полу белую ткань. — С этого и другого конца мы наворачиваем ее на копья, получаются такие вот носилки, — комментировал он полет своих легких рук с тонкими музыкальными пальцами. — Вот так кладем еще одно копье, делаем отверстие и подвязываем тут тонкой полоской, свернутой в жгут… Хотя нет… Вот тут надо сделать зарубку, чтоб не соскользнуло. — Обсидиановым ножом он ловко выстругал на гладкой палке ямку и прихватил ткань заковыристым морским узлом. — Теперь подкладываем под каждый край еще по одному древку, чтобы не провисала до пола и… Готово! — Он встал и церемонно поклонился, закончив манерный взмах рукой возле самой кровати. — Прошу! — Еще более изящным движением дон Лоренцо набросил сверху еще одну полоску белой ткани и отвернул уголок.

— Но… Это же ваше, — смутился Ромка.

— Ничего, ничего. Устраивайтесь. Я быстро сделаю себе другую.

Ромка, у которого после злоключений последних дней ныли буквально все кости и мускулы, не заставил просить себя дважды. Он юркнул под пахнущую свечным воском материю, с наслаждением вытянулся в полный рост и блаженно закрыл глаза. Постель действительно оказалась недурна. Достаточно мягкая, чтобы можно было расслабиться, и достаточно упругая, чтобы спина не выгибалась колесом. Ай да итальянец, ай да равиольная [37] Равиоли — вид пельменей. Упоминаются в итальянской литературе с XIII века. душа.

Кстати, как он? Ромка прислушался к возне подле себя. Никакого лишнего стука, четко, быстро. Его сноровистые несуетливые движения убаюкивали, и Ромка потихоньку стал проваливаться в объятия Дрёмы — языческой богини сна, которую по сю пору так почитает русский люд. Особенно долгой холодной зимой.

Звуки работы прекратились. Затрещала ткань под весом укладывающегося на нее тела. Скрипнули древки копий. Флорентиец закончил вторую постель и улегся. Лестница поднята, теперь можно и похрапеть вволю.

— Дон Рамон, — раздался над ухом горячий шепот. — Вы спите?

— Э… Теперь нет, — буркнул Ромка, с трудом выбираясь на поверхность бодрствования из извилистых подземелий сна.

— Дон Рамон, я давно вас хотел спросить, а как вы относитесь к героям античности?

— К героям? — Ромка удивился так, что аж сон слетел. — Ну. Герои были. Сильные, — не нашелся он что ответить умнее.