Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона

— Интересно, — спрашиваю, — кто ж это у вас в таких тулупчиках щеголяет? Великаны?

— Великаны тут ни при чем, — заявляет рыжая. — Эту одежду надевают рыцари поверх доспехов.

Ну-ну.

Ладно, думаю, чего там поверх кого — это мы как-нибудь потом разберемся. Главное — одежа есть, и накрыться, в случае нужды, будет чем. А то время уходит, а оно нынче дорого. На войне время всегда дорого, и цена у него всегда одна.

— Хорошо, — говорю. — С тулупами разобрались. Патроны взяла?

— Так точно.

— Еще лучше. Давай, загружаем все это в кузов и поедем. С божьей, как говорится, помощью. А святой отец пусть нам пух без перьев пожелает.

Я, вообще-то, во все эти приметы не очень-то верю, да и по должности не положено, но, с другой стороны, после того, как в немецкий тыл десяток раз на брюхе сползаешь, и не таким суеверным заделаешься. И гимнастерочку заветную, счастливую, по десять раз штопать-перестирывать будешь, и фляжку недопитую оставлять — чтобы было к чему вернуться, — и креститься в уголке втихомолку. А у одного парня у нас совсем заковыристая примета была — он перед каждым выходом фигурку какую-нибудь из дерева выстругивал: то самолетик, то танк, то кораблик. Чушь, конечно, полная, но вот только не вернулся он как раз в ту ходку, когда палатку нашу вместе с очередной фигуркой прямым попаданием накрыло.

— Желать, — говорит поп, — вам я могу только то, что вы сами пожелаете себе. А божья помощь… Будем надеяться, что Светлые боги отзовутся на мои молитвы и не оставят вас — ведь то, что вы собираетесь совершить, должно быть угодно им.

Ах да, соображаю, они же тут язычники, вместо одного Верховного Главнокомандующего — целый… как же это слово-то, на «дивизион» похоже… во — пантеон. С другой стороны, чем черт не шутит — если тут и в самом деле чего-то наподобие существует и на поповские молитвы отзовется, то я лично возражать против этого никоим образом не стану, а с атеизмом своим буду разбираться как-нибудь в сторонке, без свидетелей, как говорил старший лейтенант Светлов: «с тету-на-тет».

— Абгемахт, — соглашаюсь. — Можете передать вашим богам — если задание выполним и живые вернемся, всенепременно к ним в храм загляну и пару-тройку свечей поставлю.

— Надеюсь, — серьезно так заявляет Иллирий, — что тебе суждено будет выполнить этот обет, — и начинает посох подымать.

Я аж моргнул.

Договорились.

— Не понял, — говорю. — Что, прямо здесь проход и откроете?

Кара меня вместо ответа в бок локтем пихнула.

— Не мешай, — шипит. — Ему нужно сосредоточиться.

Гляжу — поп посох наперевес перехватил и начертил им в воздухе чего-то вроде прописной буквы «зю» с кривым хвостиком. При этом еще треск раздался, будто материю разорвали, и — дзынн — как фарфоровые тарелки друг о дружку. И — все.

Я моргнул, глаза протер — ровным счетом ничего не изменилось. Только Иллирий, когда посох свой опустил, пот со лба утер и вздохнул так, будто не деревяшкой в воздухе махал, а мешки с углем полчаса разгружал.

А Кара меня снова локтем толкает:

— Что ты сидишь? Поехали!

— Куда?

— Как куда? — удивляется рыжая. — В проход.

— Какой еще проход?

— В Травяной Мир. Ты что, Малахов, заснул? Он же прямо перед тобой.

Присмотрелся внимательно — вижу, стена замкового дворика перед машиной чуть колышется, словно в пруду отражается.

— Это, что ли, проход? — уточняю. — Вот эта рябь на стене?

— Да, да, да, это и есть проход, — орет на меня рыжая. — Скорее, он же затягивается.

Ладно, думаю, сквозь стену, так сквозь стену. В крайнем случае, постараюсь битыми фарами отделаться.

— Пристегнись! — командую.

— Проход — есть!

— Да верю я, что он там есть, — говорю. — А по ту сторону что? Вдруг там стадо бизонов пасется, а мы с разгона прямо в них?

— Быстрее!

Я педали до упора вдавил, передачу рванул — «Аризона» мотором взвыл и так вперед скакнул — меня чуть по сиденью не размазало. Влетели мы в стену, и последнее, что я еще услышать успел — как позади нас, в облаке бензина и пыли, отец Иллирий чихать принялся. Еще даже подумать успел — ну и могучий же у него чих… И тут нас как шмякнуло!

Поп, как выяснилось, все-таки просчитался. Точнее, недосчитал. Потому что влетели мы в этот Травяной Мир — как там его Иллирий обозвал, Невсклертиш, что ли? — где-то в метре над землей. Будь скорость поменьше — запросто могли бы скапотировать.

Повезло. Хотя посадочка — я уж другого слова не подберу — была еще та. Шмякнулись, подскочили — это на «Додже»-то, — обратно плюхнулись и только после этого мало-помалу затормозили.

Отпустил я руль, мотор заглушил, потянулся за пилоткой — пот со лба утереть, — да так и замер, не дотянувшись.

Черт!

Вокруг машины, от горизонта до горизонта, — море. Синее море. Море травы. Я даже в первый миг и не сообразил, что это трава — решил, что и в самом деле в океан угодили и сейчас на дно пойдем. Цвет — точь-в-точь, и волны ветер колышет.

А небо — зеленое.

В том мире, сквозь который мы с рыжей за «языком» ходили, тоже зеленое небо было. Но там другое. Там цвет густой был, и в нем еще пузырьки какие-то проскальзывали.

А тут — яркий-яркий.

И на этом убийственно-зеленом небе горело огромное косматое малиновое солнце.

Зрелище, что называется, на раз. А также на два, три и четыре. Словно кто-то взял, да и перевернул… Все.

Да уж, думаю, как бы от такого в голове шестеренки с шариками не перепутались.

Очнулся я оттого, что рыжая рядом тихонько так вздохнула.

— Здесь красиво.

— ?!

Я только головой мотнул. Не знаю, как насчет красоты, но я бы это зрелище немного по-другому охарактеризовал. Апо… Опо… тьфу, не помню, какое слово старший лейтенант говорил, специально для таких вот случаев предназначенное. Сногсшибательное, короче говоря, зрелище. Вроде рыжих ножек. Слабонервных и детей просят не смотреть. Хотя… детям можно.

И тут мне еще одна мысль в голову пришла.

— Слушай, — говорю, — госпожа Карален. Помнится мне, Иллирий говорил, что в этом мире никаких аборигенов, то есть местных народностей, не наблюдается? Так?

— Да.

— А почему же тогда вы, — спрашиваю, — такое роскошное местечко до сих пор не колонизировали? Такая ширь кругом — пахать, не перепахать.

— Здесь нельзя жить!

— Что?

— В Травяном Мире, — устало так говорит Кара, — человек не может выжить больше недели. Мы… убедились в этом. В этой траве, в земле, в свете солнца… есть что-то, что убивает.

— Весело.

Ах да, вспоминаю, что-то в этом роде и поп говорил. На тему — почему это в таком приятном месте до сих пор никакая сволочь не завелась.

Посмотрел я еще раз на здешнюю красоту. По-другому. Да, красиво, да, дух захватывает. Но вот только всю эту роскошь на хлеб не намажешь и голодного ею не накормишь. И в автомат не зарядишь.