Олег Курылев - Руна смерти

– Это всё. Можете идти. Теперь вы, Отто. – Крайновски подошел к двери и плотно ее закрыл. – Мне срочно нужны документы. Уже сегодня часам к трем.

– Какие именно, оберштурмбаннфюрер?

– Какого-нибудь штатского. Я не знаю, ну, например, торговца или журналиста…

– Паспорт работника Красного Креста вас устроит? В нашем архиве должен быть такой, только нужно хорошенько поискать. Там такой кавардак…

– Отлично! Это то, что нужно.

– Фотографии у вас есть?

Крайновски, пошарив в столе, передал Ротманну несколько своих фотографий. Спрятав их в карман, тот снял телефонную трубку и протянул шефу.

– Позвоните Нойману.

– Зачем еще?

– Унтерштурмфюрер Нойман отвечает за наш архив и хранилище. Я не хочу, чтобы он с подозрительным видом ходил за мной и дышал в затылок.

Крайновски схватил трубку и стал набирать номер.

– Но, кроме вас, Отто, никто не должен знать. Для всех меня вызвали в Берлин. Вы меня хорошо понимаете?.. Нойман? Сейчас к вам спустится Ротманн и по моему заданию будет там кое-что искать. Пусть возьмет всё, что сочтет нужным… Никаких расписок и регистрации!.. Потом разберемся. Всё. – Он швырнул трубку. – Подберите там что-нибудь к паспорту на всякий случай, трудовую книжку или справки. Не с одним же паспортом в кармане обычно ходят люди. Я вернусь через пару часов.

Ротманн прекрасно знал, где в архиве лежат удостоверение и паспорт работника Немецкого Красного Креста. Недавно он лично занимался делом о незаконном прослушивании Би-би-си и отправил некоего Краузе в концентрационный лагерь без всякого суда и проволочек. Тем не менее Ротманн долго копался в разных коробках и папках, делая вид, что усиленно что-то ищет. Когда он уходил, в его карманах, кроме паспорта, членской книжки ДРК, регистрационного удостоверения, трудовой книжки и медкарты, лежали все вещи Антона Дворжака. Нойман скептически оглядел проходящего мимо штурмбаннфюрера и, ничего не сказав, запер за ним дверь.

В семь часов вечера Крайновски садился в поезд, следующий в оккупированную еще с апреля 1940 года Данию. На нем был песочного цвета плащ, шляпа и темные очки. В карманах лежали документы на имя Рихарда Краузе, оберстфюрера ДРК, звание которого, согласно немецкой табели о рангах, соответствовало армейскому полковнику. Крайновски уже прошел таможенный и пограничный контроль и расположился один в двухместном купе мягкого вагона.

А тремя часами позже Ротманн, оставив машину в узком проезде, ведущем к вагонному депо, и попетляв среди пристанционных построек и всякого хлама, вышел на ту же самую платформу. Через несколько минут должен был подойти еще один поезд, откуда-то с юга. В последнее время поезда ходили всё реже. Территория рейха стремительно сужалась с запада. Многие номера отменили, оставив международный экспресс Копенгаген-Берлин и несколько чисто немецких, график движения которых ежедневно корректировался бомбардировочной авиацией союзников.

Когда, фыркая стравленным паром и давая короткие свистки, появился паровоз, Ротманн быстро пошел вдоль платформы. Пропустив мимо себя локомотив с большим имперским орлом на крышке котла, он занял позицию в центре перрона и, дождавшись остановки вагонов, стал всматриваться в сходящих пассажиров. Их было совсем немного. Стекаясь к тому месту, где он стоял, они поворачивали и тонким ручейком шли к зданию вокзала.

Припадающую на левую ногу фигуру он увидел идущей в числе последних. Худой высокий человек в сером, не первой свежести пальто и тирольской узкополой шляпе нес в руке сплюснутый портфель. Его шея была два или три раза обмотана толстым шерстяным шарфом в крупную грязную клетку. Во рту торчала потухшая сигарета.

– Густав? – окликнул его Ротманн.

Человек остановился и уставился бесцветными глазами на незнакомого эсэсовца. Кожа на его лице была изрыта оспой и отмечена крупными родимыми пятнами.

– Ну?

– Я за вами. Пойдемте.

– А где Крайновски?

– Он поручил встретить вас мне. Я штурмбаннфюрер Ротманн.

Произнося эти слова, Ротманн проследил за реакцией приезжего, уловив едва заметную улыбку или ухмылку в одном из уголков его рта.

– Я оставил машину там, – показал он рукой в сторону депо, – иначе придется делать большой объезд.

– Что, и вас бомбят? – не скрывая злорадства, сиплым голосом поинтересовался агент. – Не всё нам отдуваться.

Снова попетляв между постройками, грудами колесных пар, штабелей шпал и тормозных колодок, Ротманн вывел его к«Хорьху».

– Шеф велел отвезти вас на квартиру. Сам он сегодня занят.

Густав, выплюнув окурок, развалился на заднем сиденье. С постоянно приоткрытым ртом, как будто нос его был заложен, он бесцеремонно рассматривал Ротманна в зеркало.

«Привык в последнее время общаться с начальством», – подумал тот про себя.

– Надо заехать в магазин купить что-нибудь пожрать, – сказал Густав. – Да и выпивка не помешает.

– Там полный холодильник. Есть даже бутылка французского коньяка.

– Да ну? Впрочем, мне всё равно, что французский коньяк, что наша бурда. Я непривередливый. Это другим подавай английские сигареты да консервированную спаржу.

Когда они вышли из машины, тонкая красная полоска неба на западе уже догорала. Она была зажата между наползшим с моря сплошным непроницаемым облачным покровом и кромкой дальнего леса.

– Куда это мы приехали? Эй, Ротманн, здесь одни лачуги! Вон уже лес. Что, нельзя было отвезти меня на старое место?

– Зато тут никогда не бомбят. Пошли.

Ротманн направился к подъезду одинокого двухэтажного дома. Не оглядываясь, он поднялся на второй этаж и отпер ободранную дверь. Это была одна из пустующих квартир, хозяин которой с прошлого года находился в концлагере. По соседству тоже никто не жил – уже три месяца не работали водопровод и канализация, и люди потихоньку разъехались из забытого богом и городским магистратом квартала на окраине.

Ротманн побывал здесь всего два часа назад. Он вкрутил лампочки, смел валявшийся еще со времен обыска мусор под кровать и, поставив опрокинутые стулья, навел маломальский порядок.

– Ну и клоповник! – просипел агент.

– Это ненадолго.

– Погоди! – раздался удивленный голос из кухни. – Да тут и холодильника нет…

Густав обернулся, открыл было рот, но, увидев смотрящий ему прямо в переносицу черный глазок «парабеллума», замер. Он перевел взгляд со ствола пистолета на лицо штурмбаннфюрера и понял, что чего-то в свое время не доглядел.

– Сядь. – Ротманн указал на стул возле плиты.

– Э…э…ты чего?

– Ты спрашивал, где Крайновски? Так вот, он сейчас с выбитыми зубами валяется во второй камере в нашем подвале и шепелявит о своей роли в заговоре.

– В каком заговоре? Ты кто вообще такой?