Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход

В противоположном конце зала на императорском троне восседали Исаак и его супруга Маргарита, сестра короля Эмико Венгерского.

Виллардуэн пишет, что император был одет в самые драгоценные наряды, какие только можно себе представить, но его превосходила императрица, которую он характеризует как «весьма прекрасную даму». Виллардуэн по достоинству оценивает иронию ситуации, видя восседающую на тронах роскошную чету, которая еще вчера была заточена теми самыми людьми, которые сейчас простираются перед ними. Если этот народ способен так менять отношение к своим владыкам, то что же тогда говорить о верности чужакам?

Византийская знать оказывала знаки почтения посланникам, пока они шли по залу к императорским тронам. Исаак приветствовал их с должным уважением и через переводчика предложил говорить. Крестоносцы ответили, что просят от имени царевича и своих соратников частной беседы с императором. Этот ход был тщательно рассчитан: среди обещания Алексея были и весьма трудно выполнимые — например, подчинение православной церкви Риму и выплата крестоносцам огромных денежных сумм. Если бы такие вопросы начали рассматриваться перед всем византийским двором, это наверняка вызвало бы взрыв ярости. В худшем случае жизни посланников угрожала опасность — но, скорее всего, Исаак столкнулся бы с таким яростным проявлением возмущения, что не смог бы согласиться ни на какие предложения.

Император согласился и поднялся. Маргарита взяла его под руку и провела в другое помещение, куда, кроме посланцев, прошли только человек, которого Виллардуэн называет министром (возможно, это был один из крупных представителей византийской знати), и переводчик. До сих пор общее настроение встречи с греческой стороны говорило о покладистости, продиктованной опасностью и неустойчивостью момента. Обычно иностранные правители, посещавшие Константинополь, были вынуждены участвовать в долгих пышных церемониях, основной целью которых была демонстрациях власти и могущества Византийской империи и превосходства греков. Например, если наносящему визит правителю дозволялось сидеть рядом с императором, его трон всегда был ниже, что делало положение вещей очевидным для всех. Король Людовик VII Французский был подвергнут такому изящному унижению при встрече в 1147 году с Мануилом Комнином. Современник тех событий, грек Иоанн Киннамос, писал: «Когда он вошел внутрь дворца, император восседал на троне, а ему было предложено более низкое сидение, которое латиняне именуют стулом». [430] John Kinnamos, Deeds of John and Manuel Comnenus, 69. Однако в 1203 году Виллардуэн и его спутники оказались в удивительно благоприятном для гостей императорского двора положении, что подчеркнуло столь быстрое удовлетворение просьбы о частной аудиенции.

После того, как крестоносцы остались наедине с императором, Виллардуэн выступил как глава делегации. Он указал на ту огромную службу, которую они сослужили царевичу Алексею, выполнив со своей стороны все условия договора. Затем он предъявил основной козырь крестоносцев: «Мы не можем позволить ему прибыть сюда до тех пор, пока он не предъявит нам гарантии выполнения соглашения со своей стороны. Потому он, как почтительный сын, просит вас подтвердить договор на тех же условиях, на которых было заключено соглашение». [431] GV, 75. Исаак с некоторым опасением осведомился относительно деталей договоренности, и Виллардуэн с готовностью их изложил.

Покрытые рубцами невидящие глаза Исаака ничего не могли выдать, но повисшая тишина показала, что он был захвачен врасплох условиями договора. Масштаб требований был ужасающим, и новый император понимал, что не сможет выполнить все требуемое — особенно с учетом слабости собственного политического положения. С другой стороны, он мечтал снова обнять сына, которого не видел уже больше трех лет. Кроме того, несмотря на стремление править страной, Исаак понимал, что слепота всегда будет подрывать его власть. А потому особенно важно было иметь верного наследника и соправителя из династии Ангелов.

То, что византийская элита предпочла вернуть его на престол, показывало, насколько она боялись крестоносцев, и как сильно бегство Алексея III повлияло на боевой дух греков. Исааку оставалось только надеяться на то, что этот страх будет достаточно силен, чтобы согласиться на утрату религиозной независимости и на выполнение огромных финансовых обязательств перед крестоносцами.

Ответ Исаака Виллардуэну демонстрирует противоречия между политической ситуацией и личными эмоциями: «Эти условия очень суровы. Я не знаю, как мы сможем выполнить их. И все же вы оказали такую значительную услугу и моему сыну, и мне, что если бы предстояло отдать вам всю империю, вы бы только получили заслуженное». [432] GV, 75. Возможно, здесь Виллардуэн приукрашивает нравственную ценность действий крестоносцев, а также заставляет Исаака изречь чрезвычайно точное пророчество — однако общий настрой ответа императора вполне правдоподобен. Виллардуэна скорее разоблачает отступление, в котором он повествует, что во время переговоров высказывались различные точки зрения. Возможно, этим он хотел всего лишь сообщить, что разгорелась жаркая полемика. Но крестоносцы были непреклонны: царевич Алексей заключил сделку, поручителем в которой выступил зять Исаака Филипп Швабский. Воины Запада со своей стороны исполнили все условия соглашения. Если император желает вновь увидеть своего сына, он должен дать согласие на полное выполнение договоренности.

В конце концов Исаак смягчился и поклялся выполнить соглашение. Относительно ратификации была составлена грамота, скрепленная золотой императорской печатью. Одна копия осталась у Исаака, другая была передана посланникам. После завершения всех формальностей крестоносцы распрощались с императором и, весьма удовлетворенные проделанной работой, с императорской грамотой вернулись в лагерь крестоносцев.

Наверняка царевич Алексей испытал огромное облегчение. Беспорядки и нестабильность в Константинополе могли означать для его отца катастрофу и привести к тому, что он сам будет вынужден оставить всякие надежды на престол. Но на сей раз все, казалось, шло по его плану. Нобли предложили царевичу подготовиться к возвращению в Константинополь. Греки распахнули городские ворота и радостно приветствовали его.

Для молодого царевича закончилось длинное путешествие. Мрачный период между 1195 и 1201 годами, когда он провел несколько месяцев в заточении в городе, затем отважный побег во Фракию, отказы в Гагенау и Риме, успешное обращение к руководителям крестового похода, близость к фиаско экспедиции на Корфу, недели во время осады родного города — и вот наконец настало мгновение, венчающее его долгие странствия и поиски. Жители Константинополя приветствовали и поздравляли его, а он был счастлив вновь увидеть отца.