Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

– Денис Васильевич, – радостно орет Чеченский, а ядра всё взрываются, шум оглушительный, не слышно, как деревья ломаются, – а не ударить ли нам по французикам?

– Куда ударить? – спрашиваю. – Сорок пушек по нам бьют.

– Они всё по лесу ядра швыряют, а французов на берегу уже полно. К реке надо. Они же там все мокрые и замерзшие, вмиг сомнем.

– Эх, Чеченский, тебе бы всё повоевать, – ору я в ответ. А сам думаю: в лесу, конечно, сохранней, но и здесь ядра достанут.

– Бекетов, чего скажешь?

Бедрягу даже не спрашиваю. Он всё еще воюет. Вон как нервно эфес сабли теребит.

– Да я и не знаю, Денис Васильевич, – только и успел Бекетов сказать.

Опять взорвалось недалече и осколками соседнюю березку посекло, да и нашей елке досталось, с Бекетова шапка слетела. Кони вроде бы целы. И как-то обеспокоило меня наше засадное положение. Замерли под обстрелом и ждем. Чего? Решаю.

– Чеченский, скачи, друг, до Астахова, поднимай казачков. Пистолетные выстрелы они всё равно не услышат, а мы тут тоже начнем поспешать, но так, чтобы вместе с казаками на берегу оказаться.

Сам думаю, надобно и мне в схватку. А то накомандовался из укрытия. Вроде как виртуальными оловянными солдатиками играю. Несподручно это. Да и дрожь свою надо унять нервную, очень уж в бой хочется. Бедряга раззадорил.

Выбрались из леса, справа, гляжу, казачки подтягиваются, вот всем отрядом бросились мы на противника. Передние казаки вроссыпь, а резерв, мы то есть, в колонне, построенной в шесть коней. И пушки больше не стреляют.

Пистолеты! Неужели потерял на скаку? Ан нет. Вот они, у седла в кобурах. Просто от волнения рукой промахиваюсь, не сразу нащупал. Французы в пятидесяти саженях… в сорока… в тридцати… Можно стрелять.

– Залп! – ору что есть мочи, выхватываю правый пистолет, стреляю, почти не целясь, в кучу синих мундиров. Левый пистолет перебрасываю в правую руку. Целю в кивер офицерский. Я его в деталях рассмотрел. Даже кривенькую кокарду разглядел. Выстрел. Снег под копытами чавкает, народ орет кто во что горазд и по-русски и по-французски. От запаха пороха тошнота подступает. Выстрелы трещат, пули свистят со всех сторон, кажется, даже снизу кто-то стреляет. А где Бедряга, Чеченский, Бекетов? Кругом одни синие мундиры. Кафтан мой в клочья разодран. Бронежилет самодельный выручил. Сколько же пуль попало? Но им перезаряжать тоже некогда. Теперь саблей помашем. Французский солдат выпад делает, чуть с седла не падает. Палаш у него длинный, но всё равно не достает. Где же ему знать, что мы с Барабаном в бою одно целое и скорость реакции у нас удвоенная. Я просто сбил Барабаном его лошадь с ног, мой конь научен бить грудью в круп, главное – самому в седле остаться. Француз под своей лошадью лежит, не дергается, а я сам выпад делаю, другого достаю. Ныряю под саблю неприятельскую, и офицера с кривой кокардой лезвием тыкаю. Как он уцелел после выстрела? Зато теперь не повезло. На груди его красное пятно расползлось, и голова болтается как у неживого. Так и увлекла его лошадь в лес.

Ну, думаю, разгоряченный схваткой, кто следующий? А французы-то кончились. Кругом одни казаки. Астахов вплотную подъезжает. Растрепанный, без шапки, глаза бешеные, штуцер у седла со стволом погнутым. Бил он им врага, что ли.

– Ваше благородие, – ко мне обращается, – французы в полуверсте Березину перешли, тысячи три их. Отходить надобно. Сюда они скачут.

– Отходим, – соглашаюсь и приказываю казаку: – Командуй, всем врассыпную через лес к месту сбора.

Развернули мы коней. И пока пушки французские молчали, в лес вернулись.

Со мной только Астахов скакал и казачков человек семь. Но, надеюсь, и вся наша партия скоро соединится. Долго ли ехали – не знаю, но часок-другой прошел. Заморились кони по сугробам плутать да елки обгладывать. Остановиться пора. Коней покормить и самим согреться, костерок развести. Французы, небось, переправой заняты, да и после на Смоленск пойдут. Нужна им горстка казачков…

А может, и нужна. Вон между деревьев на Смоленской дороге большой конный отряд мелькает. Коней больше, чем деревьев, которые мы видим. Теперь и хруст снега под копытами слышен, лошади ржут и фыркают, солдатики кричат чего-то неразборчиво. Нам бы затихариться, спрятаться. Так нет. Наши кони ржут в ответ.

Бросаться в атаку столь малыми силами – глупость большая. Ждем-с.

Вылетает к нам на резвой лошадке, белой в яблоках, офицерик. Мундир цвета сухого дубового листа, золотые эполеты блестят, медвежья шапка уши греет. Взгляд прямой, бесстрашный. Он нас не боится, он нас изучает. За ним скачут четыре всадника в таких же мундирах.

Офицер рот кривит в презрительной усмешке.

– Годдам, – изрекает он.

Англичане! Радостная догадка озаряет мой мозг.

Перехожу на английский. Рассказываю, кто мы, откуда и куда.

– Рашшен? – удивляется англичанин, как будто он в лесах под Смоленском эфиопов надеялся встретить.

Потом представляется. Говорит, что зовут его Сидней О’Рейли, капитан английской гвардии, возглавляет третью роту шестнадцатого драгунского полка. Поручено им провести разведку боем.

Ох уж эти англичане, думаю. Только они способны проводить разведку боем целым полком. Какая же это скрытность?

Ну, я этому Рейли разведданные и вываливаю. Где французы, где Наполеон, где и сколько переправ наведено. Англичанин оценил важность сведений. Наших коней пришлось перепоручить драгунам. Я бы не поменял своего Барабана даже на самую лучшую английскую лошадь, но мой надежный друг устал, замерз и проголодался. А мне следовало, по мнению Рейли, незамедлительно предстать перед лордом Веллингтоном.

Это был настоящий английский аристократ. Высокого роста. Впалые щеки, орлиный нос, властные голубые глаза, тонкий, будто прочерченный, рот.

Из-под насупленных бровей он бросил на меня суровый взгляд и с каменным молчанием выслушал мой сбивчивый рассказ про маневры французской армии. Потом заговорил. И говор его показался мне современным. Словарный запас вовсе не англичанина девятнадцатого века. Наш человек, из русских засланцев. Он знал много больше моего о положении русских войск. Это помогло соорудить Наполеону ловушку недалеко от Вязьмы. Так случилось здешнее Ватерлоо. Интересно, в Лондоне они теперь вокзал Вязьмой назовут?

Наполеон переправился через Березину прямо под огонь пушечных батарей лорда Веллингтона. Там было не сорок, а все четыреста пушек. Удино, переправившись во главе французской армии между Брилем и Стаховым, попал под атаку английской конницы. Чичагов, выслав Сабанеева с войсками к Стахову, приказал отрядам Ермолова и Платова стать там же в резерве. Бой продолжался пятнадцать часов. Правда, в темноте сражались только врукопашную и уже не с тем ожесточением. Французы больше сдавались, а первыми сдались испанцы и поляки. Наполеона Веллингтон пленил к вечеру. Ужинали они уже вместе. И не как у нас кофеем с печеньем, а рябчиками и вином.