Юрий Валин - Война после войны. Пропавшие без вести

…Девушка улыбалась шелесту листьев.

Вишневые глаза, нежные пальцы, никогда не знавшие прикосновений к оружейной стали. Уголки губ, умеющие казаться и такими волевыми, и такими беззащитными. Помнилось все, каждая мелочь, оттенки платьев и костюмов, то пятно в углу потолка старинной спальни, Катрин помнила кончики безупречно выхоленных ногтей, помнила, как они берут тоненький ломтик сыра. Она любит бофор [11].

Как ни загоняй все это в дальние чуланы памяти, все равно помнишь. Ну и пусть ты сама похожа на помойную крысу. Плевать, что прошло два года. Тебя ждут. Это называется – любовь. И твоя дурная задница всегда все знала. Задница куда умнее головы. Или просто честнее?

Пора было волочить мудрую задницу дальше. Катрин сознавала, что не будет торопиться. Теперь отвечаем по-взрослому, и не только за свою попку. Если Фло ждет, то ждет тебя живой и целой. И здравомыслящей. И честной по отношению к друзьям. Только попробуй бросить здесь все на произвол судьбы.

Катрин, кряхтя, вскарабкалась на коня. Что будешь делать без хозяйки, Вороной? В производители тебя отдать, что ли? Или на заслуженный отдых вместе с Белесой? Ну, это еще не скоро.

Перед закатом обнаружились первые признаки цивилизации. Струйку дыма Катрин заметила издали. Костер развели на вершине холма. Особого оживления на склоне паломница не узрела, но на всякий случай сделала крюк, спешилась и двинулась полюбопытствовать. Подбираться под прикрытием кустов боярышника, по нынешнему хилому состоянию здоровья, было делом крайне утомительным.

Как Катрин и подозревала, имелась счастливая возможность лицезреть знакомые лица. Лирическая картина. Пастораль, блин. Блоод сидела, прислонившись спиной к стволу яблони-дичка. Энгус вытянулся рядом, положив голову на колени желтокожей красавицы. Острые коготки перебирали волосы парня, и на лице Энгуса бродила столь же блаженная, сколь и слабоумная улыбка.

Дивное зрелище. Катрин была слишком вымотана, чтобы изумиться по-настоящему. Что это им вздумалось устраивать пикник? Можно было бы понять, если бы сии индивиды уединились, дабы всласть попрелюбодействовать. Но это что за апатичные сантименты? На Блоод совершенно не похоже. И зачем они забрались так далеко от замка?

– Выходи. Чужих нет, – негромко сказала Блоод.

Энгус подпрыгнул как ошпаренный, хапнул рукоять топора. Суккуб успокаивающе зашипела.

Катрин выбралась из кустов и окинула мрачным взглядом друзей:

– Ну и что вы здесь делаете? – Голос у командирши был еще тот, любая ворона поморщится на столь немузыкальное карканье.

– Мы… здесь, – несмотря на загар, Энгус явно порозовел.

– Меня не интимная сторона интересует, – отрезала Катрин. – Что в замке?

– Когда выезжали. Все было нормально, – сказала Блоод. – Что с тобой? Дралась? – Змеиный взгляд сквозь шелк повязки успел оценить исцарапанные руки подруги, остановились на шее и разодранном вороте рубашки. Там кожа была сплошь испятнана багрово-лиловыми следами засосов.

– Нет, не дралась. У меня была сложная ночь, – пробурчала Катрин.

– Видно, – согласилась суккуб. – Какая из ночей?

– Что значит – какая? Прошедшая, естественно. Вы сами-то что здесь делаете?

– Ищем тебя, – объяснил пришедший в себя Энгус. – До холма шли по следу, здесь потеряли. Ждем.

– Не поняла, – пробурчала Катрин. – С чего это такая трогательная забота?

– Ты сказала – два-три дня. Фир Болг то же самое говорил.

– Ну и?

– Четыре дня. Сегодня пятый… – вмешалась Блоод. – Волновались.

– Да?! – У Катрин подкосились ноги, и она села на землю. – О, так я, наверное, есть хочу.

Ее кормили. Катрин жевала вперемешку сыр, холодную свинину, чудные пышные лепешки. Пыталась собраться с мыслями.

– Лучше туда вообще не ходите. Честно. Без очень-очень серьезного повода не нужно ходить. Странное место.

Подробности у нее выспрашивать никто не стал. Вероятно, внешность паломницы не способствовала внезапному всплеску туристского ажиотажа.

– Польза? – спросила Блоод.

– Это да. Мне нужно уехать. Найти одного человека. Потом другого. Это будет трудно. И очень долго.

Суккуб и Энгус переглянулись. Новость явно не вызвала у них восторга.

– Нужно значит нужно, – пробормотал парень. – К холодам вернуться успеем?

– Вряд ли. Поиски могут затянуться. «Две лапы» останутся без присмотра. Так что вам ехать определенно нет никакого смысла.

– То есть как? – изумился Энгус. – Как же без нас?

Катрин хотела сказать, что без нее они, возможно, куда приятнее проведут времечко, но не решилась. И Энгус, и желтокожая подруга смотрели на нее с искренним недоумением. И даже с возмущением.

– Без нас – хамство, – прошептала Блоод.

Вечер и большая часть ночи прошла в обсуждении планов на ближайшее будущее. Просто удивительно, как можно за короткое время обрасти такой уймищей хозяйственных и общественных обязанностей.

Привязанный челнок скучал – корму тянуло, настойчиво уводило от настила. Долбленка просилась в путь, вот только хозяйка не торопилась взяться за весло. Катрин неподвижно сидела, держалась за неровную жердь мостков. Смотрела на воду реки, которой так и не успела дать официальное название. Когда еще представится случай наречь своей властью солидные географические объекты? Глупости, конечно, у реки давным-давно имелось собственное имя. Только имя то благополучно забыли. Для местных – просто Река. Для неместных… Неместных здесь не бывает. Можно было бы дать какое-нибудь исключительное звучное имя. Река МПГУ [12], например. Коряво, зато внушает уважение.

Катрин было очень грустно. Последняя рыбалка закончилась. На дне долбленки лежал мешок с тремя щуками и жерехом. Эти жареные хвосты мы уже не попробуем. Последняя добыча из Твоей реки. Последний вечер в замке. Остались позади четыре хлопотных дня, полных препирательств, лихорадочных сборов и нервных обсуждений. Катрин, дивясь самой себе, совершенно серьезно давала указания и советы по подготовке к зиме, по денежным расходам, по ремонту и реконструкции замка. Как будто собиралась вернуться. Пусть не сейчас, пусть через год, через пять лет, десять… Собственно, в глазах обитателей «Двух лап» так и было, но сама «хозяйка» совершенно точно знала, что вернуться не суждено. И все равно говорила об амбарах, о навесе на сторожевой площадке, о взаимоотношениях с деревенскими. Ездила туда сама, да и староста почти не вылезал из замка. Молодая леди сомневалась, что Даллап окажется в состоянии стабильно поддерживать авторитет «Двух лап». В сущности, пока уважение селян к новой власти базировалось на жуткой стремительности клинков светловолосой девицы-хозяйки. Кровь крестьянам запомнится надолго, но что сможет сделать Даллап, оставшись практически в одиночестве? Намечалась и уйма иных сложностей, с которыми непременно столкнутся «Две лапы». К тому же не оправившаяся до конца Ингерн то и дело пускалась в слезы, оплакивая хозяйку так, будто та отправлялась на верную смерть. В философском смысле, пожалуй, так оно и было. И Фир Болг догадывался. По некоторым его фразам Катрин казалось, что он просто успокаивает мимолетную хозяйку, выражая уверенность, что в замке все будет хорошо, волки и селяне будут знать свое место, Ингерн перестанет рыдать, а Энгус и ланон-ши успеют вернуться до прихода настоящей зимы. Катрин и самой очень хотелось в это верить. Честно говоря, в отношении способностей руководить она больше надеялась на Энгуса. Парень юн, но в паре с Блоод вполне дееспособен. Черт, Катрин чувствовала себя мнительной старухой. Как вообще они уживутся вместе? Бывающая удивительно вздорной Ингерн, склонный к легкомыслию Даллап. Способная нежно и непринужденно отправить к предкам любого мужчину, Бло. Преисполненный остатков прежней нерешительности, неопытный Энгус. Прочие обитатели замка, о которых известно до обидного мало. О проблемах психологической совместимости Катрин могла поговорить лишь со старым дарком. Фир Болг казался единственным, кто совершенно определенно не претендовал на лидерство в замке. Разговоры с ним несколько утешали девушку. Долговязый мудрец считал, что все обойдется как нельзя лучше – четверка «новых-замковых» будет дополнять друг друга.