Сергей Константинов - «По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»

Угу, снова меня в пафос потянуло. Да просто – неприятно это, когда тебя спятившей считают. Спятившим…

– Я говорю, название «Шяуляй» вообще на китайское похоже, – охотно повторил помощник заряжающего, после чего разговор снова заглох, и мысли опять вернулись к смерти моих «героев». Всем им суждено погибнуть, в лучшем случае – пасть от шальной пули, в худшем – гореть заживо в смрадном огне соляра.

Интересно, кстати, почему у нас все говорят «солярка» или «соляра», а тут «соляр»? Вон и Витек, цитируя неведомого мне автора, несколько раз использовал первый вариант и несколько – второй… Интересно, как там в оригинале звучало? И вообще, надо будет, когда Витька в очередной раз пробьет на цитаты, узнать имя автора. А что, я уже такой заправский танкист – пришла уже пора «приникнуть к первоисточникам».

– …склад горючки. Тут совсем недалеко.

Точно, в той статье, что я читала, упоминалось, что советские танкисты искали склад горючего неподалеку от Расейняя. Ну, что же, погибать мне уже не впервой, так погибну хотя бы с толком.

Никакого склада мы, впрочем, не нашли. А горючее тем временем подходило к концу. Наконец танк дернулся, двигатель обреченно чихнул и встал.

– Ах, ты ж, твою в…

Мехвод выругался – длинно и замысловато. Обычно я ругань не воспринимаю – просто смешно, когда интеллигентные мальчики из техотдела, выйдя покурить, обсуждают какие-то свои технические вопросы, вставляя матюки чуть ли не через слово. Не для связки, со словарным запасом у них, слава богу, все в порядке. Просто так. То ли они считают, что употребление ненормативной лексики придает им солидности, то ли еще что. Ну а в устах мехвода матерщина звучала как произведение искусства.

– Командир, все. Соляр – того…

Я кивнула. А что можно было сказать? Что я заранее знала, что мы застрянем здесь, на этой дороге, и будем в одиночку перекрывать дорогу всей четвертой танковой группе Вермахта? Блин, хорошо бы еще вспомнить, как моих ребят зовут. Погибать-то вместе, а погибать, обращаясь к своим товарищам по оружию по должностям или с помощью безликого «ребята» – как-то вдвойне глупо.

– Командир, мож, я того, сгоняю?

– Куда ты сгоняешь, дурья башка? – Это помощник заряжающего. Кажется, он самый старший из моего экипажа, и, похоже, даже старше моего аватара. Хотя почему «даже», похоже, лейтенант-то мой – самый младший тут.

– Ну, говорили ж, что тут неподалеку склад должен быть! – мехвод говорил быстро, родом парень явно откуда-то с северного Причерноморья.

– Должен, – флегматично подтвердил стрелок. Этот, судя по говору, латыш. Местные сказали – совсем недалеко. Только вот насколько это имеет смысл?

– Шо значит, не имеет смысла? – мехвод завелся с пол-оборота. – Это ж горючка! Ты сам понимать должен! Мы ж тут, как пугало посреди огорода! Как шиш на ровном…

– Хватит.

Мехвод сразу обиженно умолк – перечить командиру все-таки не стал.

– Никто никуда не побежит. Кто знает, где сейчас немцы? Так что, действительно, в этом нет никакого смысла.

– Так, товарищ командир, мы ж как прыщ какой торчать будем посреди дороги! По нам же влепят – и все, того!

– А так тебя одного схватят, и тоже «того», – вмешался молчавший до сих пор заряжающий. – Хороший ты парень, Колька, только жаль, думать совсем не обучен.

Колька обиженно засопел.

– А что, лучше будет, если фрицы тебя одного схватят да пристрелят? Уж погибать, так всем вместе

Колька бормотнул под нос очередной «пассаж», но согласно кивнул.

– Просто жалко ж… Не погибнуть – не считайте меня за труса, ребята, мне жизни не жаль положить, если только удастся с собой на тот свет фрицев побольше прихватить. Только ж не хочется себя рыбой на раскаленной сковородке чувствовать…

Эти ребята – молодые, между прочим, жизнь которых только началась, были готовы без колебаний отдать ее. Но с одним условием: чтобы не зря, чтобы побольше фрицев захватить с собой на тот свет.

– Ребята. – Я постаралась припомнить статью. – Мы, конечно, скорее всего, погибнем…

Как тяжело сказать слово «погибнем» вслух, прямо в эти глаза, глядящие, кажется, в самую душу. Я добавила «скорее всего», но это на самом деле был просто такой же «пассаж», как у Кольки-мехвода, и ребята прекрасно это понимали.

– Мужики, у нас два варианта. Мы можем оставить машину здесь, а сами попытаемся пробраться к своим. В этом случае мы тоже можем погибнуть, потому что, сколько здесь немцев и какие населенные пункты они уже взяли, мы не знаем. В этом случае у нас есть какой-то шанс выжить. А есть другой вариант. Мы остаемся здесь и блокируем дорогу. На нас прет четвертая танковая группа под командованием полковника Рауса.

Я осеклась. Это мне, живущей в двадцать первом веке, известно, что четвертая танковая группа шла на соединение с группой фон Зекендорфа. Что немцы не будут знать, что делать, потому что наш танк оборвал провода, и телефонная связь со штабом Шестой дивизии отсутствовала. Что, задержав группу Рауса, наш КВ тем самым не даст ей прийти на помощь второй танковой группе, которая понесет существенные потери, а потери нашей Второй танковой дивизии будут меньше. Что Раусу придется просить помощи у Зекендорфа, хотя группа последнего явно слабее и сама рассчитывала на помощь соседей…

А мне тогдашней (вернее, тогдашнему), наверное, не полагалось даже знать фамилий немецких командующих. И окажись где-нибудь поблизости сотрудник особого отдела… Впрочем, нет, какой еще сотрудник особого отдела?! Мы в танке, на несколько километров вокруг нет никаких советских солдат, кроме нас, нет – и не предвидится, так что в этом смысле я могу ничего не опасаться. К тому же ни мне, ни моим ребятам живыми из этой передряги не выбраться.

– Ребята, костью в горле для фрицев мы, конечно, не станем. Но заглотнуть кусок территории – помешаем однозначно. Если нам удастся задержать эту танковую группу, то они не пойдут на помощь группе Зекендорфа, и, соответственно, у наших будет больше шансов всыпать им по первое число. Я… я не считаю возможным удерживать кого-то из вас, со мной останутся только добровольцы, но…

– Командир, мы остаемся все, – спокойно, не повышая голоса, сообщил стрелок.

– Точно, Янис, – поддержал его Колька. – Помирать, так же ж и с музыкой! И нам, и фашистам. Устроим им музычку, ребята, шоб никому мало не показалось!

– Мы все тут комсомольцы! – поддержал заряжающий, имени которого я пока не знала.

Сидеть в чреве танка жарким июньским днем, да еще и вшестером – трудно подобрать слова, чтоб описать все свои ощущения. Непередаваемые, надо признать. Наверное, если попасть внутрь работающей кофеварки, они будут похожими.

Мы сидели, а на дороге было пусто. Ребята пока молчали, но надолго ли хватит их терпения?