Сергей Константинов - «По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»

Это – Туркменбаев, из нашего мотоциклетного батальона. Как же бесшумно он ходит, еще тише, пожалуй, чем Фролов.

Туркменбаев подходит, присаживается рядом со мной на корточки. Его круглое и плоское, как степь, лицо, ничего не выражает. «Восток – дело тонкое», – вспоминается мне.

В Каменце-Подольском я бывала, еще когда школу заканчивала. Наша классная, большая любительница всяческих путешествий, каждые каникулы вывозила класс куда-нибудь. Особенно запомнились мне Кристаллическая пещера, не в самом городе, правда, а километрах в семидесяти от него, в Кривче, да еще Каменецкая крепость.

– Нет, не доводилось, – на всякий случай говорю я.

– Говорят, красивый город, – так же бесстрастно говорит Туркменбаев. – Жаль будет, если фрицы успеют взорвать.

Я киваю: жалко. В реальной жизни нашим войскам и в самом деле удалось захватить город так быстро, что ни электростанцию, ни Турецкий мост фрицы взорвать не успели. Сейчас же… Сейчас все зависело от нас, и от меня в том числе.

Местность, на которой расположен Каменец, «неудобная». Холмы, две речки с обрывистыми берегами, да еще в придачу одна из них, Смотрич, образует внутри города петли. Все переправы заминированы и прикрываются артиллерийским огнем – об этом нам объявили перед штурмом. Наша задача – перерезать веер дорог, ведущих к городу, закрыть «входы и выходы», как выразился Фомичев.

В шестнадцать пятьдесят нервно загавкали минометы, к ним присоединился грохот орудий. Через десять минут взметнулась вверх красная ракета, и штурм города начался одновременно с севера, юга и запада.

Дальше звуки слились в одну сплошную какофонию. Гулкий кашель пушек, тявканье минометов, звуки гаубичной батареи… К этим звукам добавился еще один – противный скрежет, как будто кто-то вдруг решил воспользоваться старым, много лет заброшенным колодцем, и, поворачивая ручку, наматывает поржавевшую скрипящую цепь на такой же поржавевший барабан… Нет, пожалуй, сравнение не сильно удачное. Это ж какого размера колодец должен быть, чтобы барабан скрежетал и выл с такой громкостью? Да нет, вообще сравнение неудачное. Бешеный осел, которому под хвост перца сунули – вот кто может такой звук издавать.

Игорек вздрагивает.

– Это – химический миномет, – пояснила я. – «Небельверфер». Или по-другому – «Стонущий Микки».

– «Ишак», – несколько удивленно добавляет Семеныч, а я прикусываю язык. Откуда, спрашивается, советскому танкисту знать союзническое название миномета? Ляпни я такое где-нибудь при особисте или просто при начальстве – так ведь и до трибунала могла бы дойти. Как английский шпион. И то, что англичане – наши союзники, меня бы никоим образом не спасло. Хорошо еще, мои своего командира не выдадут. Семеныч – уж точно. А Игорек – этот может и сболтнуть по глупости. Ведь сболтнула же по глупости я сама!

– Знаю я этого красавца, – продолжает Семеныч. – Шесть стволов вместе сцеплены. Сволочи, пытались с нашей «катюши» содрать, да даже этого сделать не смогли.

На самом деле это не так – «Небельверфер» начали разрабатывать еще году в двадцать восьмом, но кому сейчас нужна такая информация? Уж точно – не Игорьку и не Семенычу, и я молчу.

И «ишак», или как там его, тоже должен замолчать.

– Воет, как грешники в аду, – со знанием дела говорит Семеныч.

Осколки свистят разноголосо, словно пытаются помешать сосредоточиться. А вот дудки!

Так, расстояние до цели примерно определила… Совмещаю по дистанционной шкале горизонтальный штрих дистанции и вертикальную нить перекрестия с целью. Есть!

«Небельверфер» замолчал. Этот « Небельверфер». Но он, понятное дело, был не одинок.

Немецкие минометы гавкали, словно собаки. Звук раздавался то слева, то справа. Осколки, сперва редкие, теперь то и дело клевали броню нашего танка. Пахло землей – такой запах обычно бывает после дождя. Вдруг машину встряхнуло на месте, как будто мы уперлись лбом в невидимую стену. Грохот больно ударил по ушам. Попали? Пыль, дым – на несколько секунд становится нечем дышать…

Танк сбавил скорость, почти остановился, покачиваясь из стороны в сторону. Потом с силой зашипел сжатый воздух, заскрежетала передача, и мы снова стронулись с места. Позже поглядим, что случилось, если, конечно, еще будет такая возможность.

Мотор ревел, пытаясь заглушить шум боя, но даже сквозь броню проникало ревущее «ура» атакующей пехоты.

Навстречу поднялся светловолосый немецкий солдат – без каски, в подранной форме. Нелепо махнул рукой, как будто пытался бросить связку гранат. Но, по-моему, в руках у него ничего не было. Может, просто сдаться хотел, но не успел – упал, скошенный пулеметной очередь. Нашей ли, чьей-то чужой – какая сейчас, на фиг, разница?

В этот момент еще один взрыв ударил в броню, танк подпрыгнул и встал. Все, приехали. А как же бой?! Неужели сейчас от меня опять ничего не зависит?!

– Ничё, командир. Сейчас разберемся и догоним своих, – попытался утешить Семеныч.

Как – разберемся?! Он что, ремонтировать танк собрался? Прямо сейчас, во время боя?! Что, вот прямо сейчас взять и вылезти из танка? Под огнем минометов, пулеметов и еще хрен знает чего?!

С другой стороны, неподвижный танк – очень хорошая мишень. А у «Валентайна» и броня не очень…

Но Семеныч возится сам, не вылезая со своего места; какие-то гайки подтягивает, какие-то – ослабляет, не прекращая бормотать себе под нос. Молится он снова, что ли? Но, прислушавшись, я понимаю: он проговаривает пункты «инструкции по эксплуатации». Память моего реципиента – память настоящего танкиста Константина Приходько , – играет злую шутку: я ни фига не понимаю, что было с нашим «валиком», и что делает Семеныч, чтобы устранить неполадку. Зато – совершенно несвоевременно! – ко мне возвращается мысль, которую я безуспешно пыталась поймать за хвост незадолго до начала штурма. Ту мысль, которая пришла во сне и понять которую мне не дал Соседов. Ведь на самом деле никакой лейтенант Константин Приходько в тех событиях не участвовал! Нет, может, к взятию Каменца-Подольского он и имел какое-нибудь отношение, но в истории с уничтожением «тигров» уж точно отметились совсем другие действующие лица!

Эта мысль настолько выбивает меня из равновесия, что, когда через несколько минут мотор снова начинает работать, до меня не сразу доходит, что мы опять вступили в бой.

Солнце начало клониться к закату. Нам предстояло форсировать Смотрич близ карвасарской церкви. Река неглубокая, но отличающаяся быстрым течением и достаточно большим наклоном, и времени наводить переправу нет. Один из танкистов – я его не знала, – разделся до пояса и прошел почти до середины реки, словно не обращая внимания на обжигающий холод воды. И в самом деле, неглубоко. Пройдем. Должны пройти.