Сергей Константинов - «По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»

Девять тридцать. Начинается артподготовка. Сперва что-то ахнуло – гулко, ошеломительно, потом к звуку «катюш» добавился гул гвардейских минометов.

Потом артиллерийская канонада замирает, и ровно в десять часов в воздухе с треском лопаются сигнальные ракеты. Первая, вторая, третья кроваво-красная вспышка… Это – сигнал к наступлению.

Справа идет в атаку конница генерала Доватора. Вообще-то раньше Виктор считал конницу архаизмом, которому в «войне моторов» нет места. Считал до тех пор, пока не прочел сперва работу единственного не дожившего до Победы маршала Бориса Шапошникова «Конница». Труд заинтересовал, но до конца так и не убедил. Потому что красивые, логичные построения вдребезги разбивались о сложившиеся представления о событиях Великой Отечественной. Массивные, громоздкие, почти неуязвимые немецкие танки, а против них – всадники на легких, тонконогих конях, которых жаль почти так же, как и самих кавалеристов: те хоть понимали, за что умирают, а кони?

Кавалерийская атака выглядит красиво, прямо сердце щемит.

– …хорошо, фрицы не заминировали…

И в самом деле, не заминировали. Во-первых, были уверены, что удержат. А во-вторых, уже столько раз они тут наступали и отступали сами, а что может быть глупее, чем подорваться на собственных минах?

– Впереди немецкие танки, – обернувшись, сообщает радист. – Велено подпускать поближе, чтобы ни один не ушел!

Велено… И так понятно, что подпускать надо поближе – только вот нервы иногда подводят танкистов точно так же, как и артиллеристов, и пехотинцев…

А вот их уже и видно, голубчиков. Впереди, вымазанные серой краской – не выкрашенные, а именно, измазанные, – два «Артштурма», переваливаются тяжело, словно откормленные гусыни. Следом тяжелый восьмиколесный бронеавтомобиль Sd.Kfz.231. Все густо облепленные автоматчиками, как листья капусты бывают облеплены тлей. Кроме бронеавтомобиля, понятное дело: это, скорее всего, командирская машина.

На лобовой броне передней самоходки отчетливо виден череп, под ним – скрещенные кости. Пираты, блин. Влупить бы ему… по этому черепу. Жаль только, что лобовую броню фиг пробьешь.

Идущая первой САУ вдруг уклоняется влево, подставляя бок. Бок, самое беззащитное место! Почему она выполнила именно этот маневр? Да какая, нахрен, разница, почему! Главное, такой шанс невозможно упустить!

– Бронебойно-зажигательным… угломер десять… Огонь!

Ослепительная вспышка, оглушительный грохот, вздыбленные, вывороченные бронелисты крыши корпуса, сорванные и отброшенные далеко в стороны крышки люков. И дым – черный, жирный. Ну, удачнее попасть, пожалуй, было бы трудно; судя по всему, как в той песне «взорвался весь боекомплект». О судьбе автоматчиков, понятное дело, и спрашивать не стоило…

Но еще три машины пока целы, расслабляться не приходится.

Автоматчики сыплются с брони на снег, как спелые абрикосы. Стрелок приникает к пулемету – ему отдавать приказ не приходится.

– Бронебойно-зажигательным… Огонь!

Бронеавтомобиль горит – медленно, как-то неуверенно. Появляется вторая самоходка, обходит горящую машину.

– Заряжай.

Зачем он произносит это? Унитар давным-давно в казеннике, экипаж работает, как часы.

Залп! Угу, экипаж-то – как часы, а командир как кто? Явно как кто-то косорукий – «Артштурм» продолжает движение.

Тяжелые артиллерийские кони подвозят противотанковую пушку. Им тяжело, коням, по такому-то снегу… Бойцы слаженно и аккуратно снимают орудие, залп сливается с залпом их пушки – и немецкая САУ начинает вращаться на месте с перебитой гусеницей и вывороченным ведущим колесом. Еще один сдвоенный залп – удивительная синхронность! – и она начинает гореть.

Откуда-то слева поднимается столб черного дыма.

Артиллеристы дают еще один залп. Второй. Еще не видно результата, но зато слышно – в атаку пошла кавалерия. Рано, рано! А если самоходка не уничтожена? Как ее тогда добить? Стрелять по своим? А врага-то ничто не ограничит…

Но буквально через несколько мгновений становится ясно: «Артштурм» уничтожен. Немецкие автоматчики пытаются драпать и падают, скошенные автоматными очередями и порубленные шашками.

– Эх, я когда-то тоже хотел в кавалерию, – вздыхает вдруг мехвод, с момента наступления не издавший ни единого звука, кроме, разве что, сосредоточенного сопения.

– Ну а теперь как? Не жалеешь, что не попал? – насмешливо спрашивает заряжающий.

– Не-е, – тянет механик, – мой коник – всем коникам коник! Ни на кого его не променяю! Он у меня самый лучший! Самый быстрый, самый мощный…

– Ага, и навоза не производит, – бросает заряжающий, и весь экипаж с Виктором во главе ржет.

Короткая передышка – до следующего приказа. На левом фланге немецкая пехота при поддержке танков пошла в наступление, надо поддержать. Ну, что ж, на левом так на левом.

Ярко пылает какое-то строение, по виду – сарай. Неподалеку виднеется брошенная пушка, около нее на снегу лежат убитые, очевидно, бойцы расчета.

Трупы, трупы – темные пятна на белом снегу. Впрочем, не настолько он теперь и белый, местами обильно заляпан алым. Наступление здесь почти захлебнулось, но только – почти.

Теперь атака повторится. Повторится столько раз, сколько нужно, чтобы наконец выбить отсюда фашистов. Столько раз, на сколько хватит сил, а потом, когда они кончатся, повторится еще.

Небо снова расцвечивается красными ракетами.

Вперед!

Равнина кипит белыми выбросами снега и черными – земли. Это слева бьет немецкая батарея. В ответ рявкают наши пушки. Скрежет танковых гусениц сливается с грохотом выстрелов, громким «ура», конским топотом… Они продвигаются вперед, вспахивая снег, несмотря на вздымающиеся то тут, то там огненно-дымные фонтаны земли.

Батарея мешает, как заноза в пятке.

Соседняя машина горит, выбрасывая вверх клубы дыма; Виктору не видно бортового номера, а узнавать среди чада и пламени выпрыгивающих в снег танкистов он так еще и не научился. Да и невозможно это.

Посреди поля застыл немецкий танк; башня с длинной пушкой, увенчанной грибообразным дульным тормозом, сворочена набок, люки вышибло взрывом.

А что там справа впереди шевелится?

Молоденькая санитарка или медсестричка – одна из тех двоих, кормивших совсем недавно синиц. Молодая, но какая умелая! Действует спокойно, без лишней суеты – пережидает разрыв, вскакивает на коленки и быстро ползет вперед.

Девушка здесь одна. Интересно, а где же вторая? И как эта оказалась здесь – чуть ли не впереди атакующих войск?!

Он едва успел задаться этим вопросом, как немецкая батарея снова жахнула, высокий снежный фонтан, казалось, достиг до низкого, свинцового неба, а когда снег, наконец, обрел новое место, маленькая фигурка больше не поднялась.