Василий Сахаров - Тропы Трояна

— Вадим! Помоги мне! — я услышал голос своей первой жены, которая погибла в автомобильной катастрофе, и мое тело едва не совершило прыжок в туман, на помощь той, кого я любил и всегда помнил.

— Вадим! — опять донесся знакомый голос, в котором было страдание и отчаяние. — Спаси! Мне плохо и страшно!

Душа застонала и стала разрываться на части. Я стиснул рукоять клинка и огляделся. Однако туман был непроницаем, и я выкрикнул:

— Кто ты!? Выйди! Покажись! Зачем ты говоришь голосом моей жены!? Ну же, явись! Я не боюсь тебя!

Разум понимал, что я кричу зря. Однако не всегда человек поступает разумно, и это отличает его от бездушной твари. Поэтому все, что я мог, кричать. Я угрожал и злился, боялся и потрясал оружием, но с тропы при этом не сошел, и это было моим спасением.

Женский голос смолк, и я не знал, сколько прошло времени, пять минут или несколько часов. Это было неважно, и как только морок прекратил психологическую атаку, я продолжил свой путь, и не отвернул назад, а двинулся вперед.

Еще пара десятков шагов пройдена и снова голоса:

— Лейтенант, прикрой! — по ушам бьет громкий окрик старшего разведчика-пулеметчика Сидора, который погиб на Кавказе.

— Вспышка слева! — вторит ему мой инструктор по стрелковой подготовке из училища.

— Соколов, к доске! — строго произносит классный руководитель.

Голоса менялись, и я слышал всех, кого когда-то знал и перед кем испытывал хотя бы малейшее чувство вины, и избавиться от навязчивого морока не было никакой возможности. Даже уши затыкал. Но куда там? Возгласы, команды и панические окрики били в самое сердце и отзывались в нем желанием кинуться на помощь людям, чьи лица услужливая память воскрешала передо мной. Но хуже всего мне пришлось, когда я услышал голоса своих погибших детей.

— Папа! Папочка! Нам холодно! Мы замерзаем! Здесь страшно и темно! Где ты!?

Слышать эти жалобные детские голоса, которые я никогда не забывал, было мукой, какую даже самому заклятому врагу не пожелаю. Поэтому я был на волоске от безумного поступка. Вот только я выдержал и не поддался мороку. Кстати говоря, живойт помогал. Лишь только я откланялся от намеченного маршрута, как он издавал резкий посвист, и это немного приводило меня в чувство. Вот так вот я и шел. Змей свистел, душа разрывалась на части, а ноги упрямо, метр за метром, преодолевали расстояние и, наконец, справа от меня оказался следующий путевой знак, такой же камень, как и в избушке Всеслава, но узоры другие. Голоса смолкли, а затем я без колебаний приложил руку к валуну и через боль, которая вновь затмила мне глаза, вышел в мир Яви.

В этот раз переход произошел чуточку легче, и я восстановился быстрее. Ну, а когда смог оглядеться, то обнаружил, что с тыла валун, а я нахожусь в сухом подвале, в коем не так давно были люди, ибо на стоящих вдоль стен бочонках находилась еще теплая свеча, а в воздухе витала смесь из запахов пота, воска и пыли. В общем, помещение рабочее. Но вот вопрос. А где оно находится? Пока не добудешь языка и не присмотришься к обстановке, не разберешься, и я, поднявшись по узкой лесенке, толкнулся в широкий лаз под потолком.

— Дух-х! — крышка дернулась, но не поднялась, ибо наверху был прочный запор.

Ладно. Спустился вниз и приступил к осмотру. Бочки, как правило, стандартные, примерно по пятьдесят литров каждая, и в них было залито какое-то душистое масло и расплавленный говяжий жир. Значит, это хозяйственное помещение. Вот только ответа на мой вопрос, где же я нахожусь, как не было, так и нет. И тогда я решил в щель между крышкой лаза и полом выпустить живойта, дабы он осмотрелся. Однако сделать это я не успел.

Наверху заговорили люди. Поэтому я замер без движения и прислушался к их разговору.

— Ты точно слышал шум? — спросил мужик, судя по густому басу, тучный человек в возрасте и с одышкой.

— Да-да, — ответил ему молодой и звонкий голосок. — Крышка лаза сильно дернулась. Наверное, это черт.

— Один раз крышка вздрогнула?

— Да.

— А точно в подвале больше никого не было, когда ты уходил?

— Вроде бы никого за спиной не оставил. Масло взял, как отец Никодим велел, запор накинул и выскочил. Но темно ведь было и страшно.

Молчание, а затем удар по люку и тот, кого молодой называл отцом Николаем, воскликнул:

— Кто ты!? Именем Господа, отвечай! Сатана!?

«Кажется, я где-то в монастыре, — подумал я. — Но это и не удивительно, ведь уже отмечал, что точки перехода, как и любые иные точки силы и намоленные места, привлекательны для постройки храмов. Ну, а коли так, то надо или уходить, или хитрить и добывать информацию. Пока опасности нет, а значит, следовало бы разобраться, где я и что со мной. Опять же не факт, что портал сработает. Вдруг, он по какому-то графику включается? Я ведь этого пока не знаю».

— Это я, Иван.

Мой голос был глух и неразборчив. Имя я назвал самое распространенное и если храм, куда меня выкинуло, большой, то, наверняка, в нем отыщется парочка Иванов.

— А что ты там делаешь? — священнослужитель, эмоции которого я уже смог уловить, несколько расслабился.

— За маслом спустился, а потом меня случайно закрыли. Было, крикнул вслед, да меня не услышали, охрип, что ли.

— Бац! — отец Николай дал молодому пареньку, который его привел к подвалу, затрещину и сказал:

— Дурачина и раззява. Что же ты Ивана закрыл? Открывай болезного быстрее.

— Понял.

Мальчишка откинул в сторону запор, а отец Николай сошел с люка и я рванулся из ловушки. Крышка откинулась, и я выскочил наверх. Передо мной двое. Полный бородатый брюнет с упитанным лицом и черном подряснике, а рядом с ним худой паренек, кожа да кости, в латаной длиннополой рубахе.

— Ты же не Иван!? — приподнимая масляную лампаду, произнес священнослужитель.

— Это точно, — согласился я с ним и впечатал свой кулак ему в солнечное сплетение.

Монах или кто он там в своей иерархии, согнулся и раззявил рот, словно выброшенная из воды рыба. Ну, а я перехватил лампаду и поставил подножку пареньку, который хотел убежать. Затем опустил светильник на пол, вырубил священнослужителя ударом по шее и занялся мальчишкой.

— Что это за место?

Округлившимися от страха глазами паренек смотрел на живойта, который по-прежнему сидел на моем плече, и не мог вымолвить ни слова. Но когда я его встряхнул, он произнес:

— Эт-т-о под-д-вал.

— Само собой. А под чем подвал находится?

— Под со-б-бо-ром.

— А каким?

— Софийским.

— В Новгороде? — удивился я, так как первая ассоциация, которая пришла мне в голову, была связана именно с новгородским храмом.

— Не-е-ет. В Киеве.

«Вон оно как, — я качнул головой. — Значит, я в Киеве. Шел по тропам всего-то ничего-то, сколько точно, не знаю, но не больше пары-тройки часов, а то и меньше, и перешел из Полоцка в столицу Руси. Круто, однако».