Гарри Гаррисон - Путь Короля. Том 1

И, раскачиваясь всем телом, женщина снова дала волю рыданиям. Что бы сказал на это Торвин? Наверное, то, что христиане не всегда были такими злодеями. Что во всем виновата прогнившая Церковь. Однако эта самая Церковь утешает людские души. И Путь обязан принять на себя то же бремя, а не думать только о тех, кто идет тропой воина, чтобы в конце концов ступить под своды Вальгаллы Одина или Друдвангара Тора. Он ощупал пояс, думая, что захватил с собой кошель. Но он оставил его в лагере.

— Видишь, что ты натворил? — произнес голос за его спиной.

Шеф медленно повернулся. В двух шагах от него стоял Альфред. Под глазницами юного короля образовались черные круги, одеяния его были вымазаны в грязи и крови. Он лишился плаща и оружия. Остались лишь кольчуга да кинжал, что торчал из-за пояса.

— Я натворил? — переспросил Шеф. — По-моему, она — твоя подданная, ибо не кто иной, как ты, владеет землями по эту сторону Темзы. Быть может, мои люди и увели священника из деревни, но ты забрал у нее мужа.

— Значит, натворили мы оба.

Король и ярл не сводили пристальных взглядов с рыдающей женщины. «Вот к чему я был призван, — думал Шеф. — Однако, следуя Пути — одному только этому Пути, — или Пути, как его понимают Торвин или Фарман, — мне это свершить не под силу».

— У меня есть к тебе предложение, король, — произнес он. — На поясе у тебя висит кошель с деньгами. У меня его нет. Отдай деньги этой несчастной женщине. Пусть у нее хотя бы будет надежда дождаться возвращения мужа. А я взамен отдам тебе все свои владения. Точнее, пока мы не победили твоих врагов с крестами на пузе — своих я уже победил, — мы оба будем властелинами — ты да я.

— Два властелина?

— Мы все поделим поровну. Казну. Людей. Власть. Опасности. Мы заживем отныне одной общей судьбой.

— Значит, и удача будет одна на двоих? — вспомнил Альфред.

— Да.

— Тому я предпошлю два условия. Первое. Я не смогу идти в бой под стягом с Молотом, потому что я — христианин. Но и под знаменем с Крестом воевать я не желаю, поскольку его уже осквернили разбойники-франки и Папа Николай. Вспомним же об этой женщине, о постигшем ее горе и объединим оба знака. А если нам суждено победить, мы позволим нашему народу искать мира и утешения там, где велит ему душа и совесть.

— Каково же второе условие?

— Вот оно, — и Альфред указал ему на оселок. — Ты должен раз и навсегда от него избавиться. Когда он при тебе, ты начинаешь лгать. Ты посылаешь друзей на гибель.

Шеф взглянул на скипетр, осмотрел еще раз свирепые лики бородачей, что украшали его с обоих концов: они напоминали ему одного бога с ледянящим душу голосом, которого он встречал в своих видениях. Он подумал о кургане, где скипетр попал ему в руки, о рабынях с проломанным позвоночником, о Сигварде, обреченном им на мученическую смерть, о Сиббе и Вильфи, посланных на костры… Наконец, об Альфреде, которого он хладнокровно обрек на неминуемое поражение. О Годиве, спасенной только для того, чтобы сыграть роль приманки.

Размахнувшись, он запустил свой скипетр в воздух. Тот сделал несколько оборотов и приземлился где-то в сырой лощине. Так и лежать ему в плесени до скончания веков.

— Сказано — сделано, — сказал он. — Сражаться мы теперь будем под двумя знаками. Под ними обретем победу или смерть.

Он протянул королю руку. Альфред вытащил кинжал, срезал с пояса кошель и швырнул его несчастной. Когда тот гулко плюхнулся ей под ноги, он ответил на рукопожатие.

Они уже уходили прочь, а непослушные пальцы женщины еще лихорадочно возились с узелками.

Не успев пройти по тропке и ста ярдов, они поняли, что в расположении Армии Пути творится что-то неладное: раздались крики, потом стальной перезвон, лошадиное ржание. Они сорвались с места и во весь дух припустили к лагерю. Мешали густые заросли, цеплялись за одежды колючки. Когда они выбежали на пустошь перед шатрами, все было кончено.

— Что случилось?! — крикнул Шеф таращившим на него глаза воинам.

Из-за складок поваленной палатки показалась голова Фармана.

— Легкая конница. Франков было совсем немного, может быть, сотня… Где ты был на этот раз?

Но Шеф уже не смотрел на него. Через строй галдящих воинов к ним пробивался Торвин, решительно ведя за собой Годиву.

— Мы появились точно на рассвете, — промолвил Торвин. — Не успели прийти, как начался налет…

Шеф не произнес ни слова. Взор его был прикован к Годиве. Наконец та подняла лицо и ответила ему таким же долгим взглядом. Он нежно дотронулся до ее плеча:

— Прости, если я о тебе забыл… Неотложные дела… Если не сейчас, то… Когда-нибудь я постараюсь исправиться… Но всему свое время. Я все еще — ярл. Поэтому: расставить усиленные наряды около лагеря. Чтобы больше — никаких неожиданностей. Через некоторое время будем выступать. А пока — Лулла, Фарман, все жрецы и воеводы — ко мне. Но сначала — расставить наряды… Теперь задание тебе, Озмод. Пришлешь ко мне двадцать женщин.

— Ты сказал — женщин, господин?!

— Да. У нас их немерено. Жены, подружки, потаскушки… Мне все равно. Главное — чтобы умели нитку в иголку вдевать.

Спустя пару часов Торвин, Фарман и Гейрульф, единственные жрецы Пути, в обществе полудюжины английских воевод с убитым видом наблюдали, как женские руки поспешно нашивают на знамя их войска новую эмблему взамен старой. Вместо гордо и прямо стоявшего белого Молота из-под их рук появлялись пересекающие друг друга под углом Молот и Крест.

— Знаешь, как это называется? — произнес Фарман. — Сделка с врагами. Только они бы ради нас на такое никогда не пошли.

— Это условие, которое поставил король, обещав нам свою поддержку, — ответил Шеф.

Все присутствующие перевели недоуменные взгляды на потрепанного горемыку, сидящего в сторонке.

— Дело не в моей поддержке, — сказал Альфред. — У меня еще есть целое королевство. Можно потерять одну армию, но набрать другую, потому что людей, готовых сразиться с этими супостатами, в Уэссексе всегда довольно. Но им легче будет это сделать, если их не заставят менять свою веру.

— Все правильно, люди нам нужны, — вмешался назначенный воеводой Озмод, старшина катапультеров. — Сколько народу уже сбежало! А после сегодняшнего набега у нас при каждой катапульте осталось семь, ну, может быть, восемь человек. А нужна дюжина. Да и с Уддом осталось людей меньше, чем он арбалетов припас. Но нужны-то они нам прямо сегодня, сейчас. А где мы их найдем при такой спешке?

Переваривая вопрос, Альфред и Шеф обменялись растерянными взглядами. Надо будет еще поломать над этим голову.

Все вздрогнули, когда из угла шатра зазвучал женский голос. Голос Годивы.

— У меня есть решение. И я могла бы с вами им поделиться. Но прежде вы дадите согласие на два моих условия… Во-первых, я требую себе место члена этого Совета. Не хочу, чтобы по чьей-то прихоти меня однажды вышвырнули за ненужностью, как захромавшую лошадь или занемогшую собаку. Во-вторых, я не желаю больше слышать, как ярл повторяет: «Нет, не сейчас, нет, не теперь, потому что я все еще ярл».