Попова Александровна - Пастырь добрый

— Дальше.

Спорить Курт не стал; что бы ни было известно майстеру обер-инквизитору, это будет высказано рано или поздно — за Керном не водилось дурного обыкновения таить от подчиненных сведения и выводы.

— Далее, — послушно кивнул он, — следует отметить причину, по которой обитатель свалки, по характеру любопытный, как отмечает владелец «Кревинкеля», не задержался подле них и не постарался рассмотреть все подробнее, не предпринял попытки преподать урок чужакам, хозяйничающим во владениях, в кои кому попало вход воспрещен. А помешал ему — страх. Те люди не выглядели опасными, они не были вооружены, насколько возможно было рассмотреть, но все же подле них, по уверениям моего свидетеля, было страшно. Это лишь эмоция, однако (по его словам) там творилось «нечто дьявольское». Не знаю, следует ли воспринимать сие выражение всерьез…

— Боюсь, следует, — вздохнул Керн хмуро, и он умолк, поняв, что сейчас услышит то, ради чего подопечный был поднят с постели посреди ночи и отправлен на поиски ведущего дознание следователя. На упомянутого подопечного, все это время безгласно простоявшего у двери (очевидно, полагаясь на то, что о нем забыли, и опасаясь при первом же звуке быть выдворенным прочь) тот взглянул искоса, точно оценивая, и невесело покривил в ухмылке измятые морщинами губы. — Можешь дышать, Хоффмайер; не выгоню… Следует принимать это со всею серьезностью, Гессе, — повторил он уже нешуточно, вновь обратясь к подчиненному. — И сейчас поясню, по какой причине. Покуда ты беседовал со своими свидетелями, у нас образовался еще один, и надо признать, что это — благодаря твоей идее комендантского часа; случись то, что случилось, днем ранее — и никто не проявил бы интереса.

— И как тут прежде без тебя хоть кого-то ловили… — едва слышно пробормотал Бруно, и Керн нахмурился:

— Я дозволил дышать, но не трепаться, Хоффмайер. Уж коль скоро ты решил постигать основы следовательской службы, осваивай и умение вести себя в присутствии старшего. Если нет здравых мыслей по делу — прикуси язык и слушай; бери пример со своего попечителя — тот уже знает, когда у меня кончается терпение.

— Виноват, — стесненно хмыкнул помощник, и Керн кивнул.

— Вот именно… Итак, свидетель; свидетель — почитай что потерпевший, не заметь его магистратский патруль.

— Взяли убийцу на месте? — встрепенулся он обнадеженно, и Керн зло усмехнулся.

— Да, сейчас… Нет, Гессе, нам счастливится, но не настолько. Солдаты патруля увидели девчонку — одну, бредущую, словно во сне; исполняя указание, подошли рассмотреть и расспросить, кто такая и что забыла на улицах ночью.

— Девочка?.. — переспросил Бруно чуть слышно и почти с убежденностью уточнил: — Дочь Хальтера?

— В том и интерес, Хоффмайер, что — нет, — возразил Керн, на сей раз не возмутившись нарушением молчания. — Ей скоро исполнится двенадцать, и это единственное, что у нее общего с прежними жертвами; ее мать не работает вовсе, отец — лишь посезонно. Иными словами, в этом случае ребенок представителей не высоких сословий.

— Зараза… — пробормотал Курт тихо. — А такая была хорошая версия… Но постойте-ка, — спохватился он настороженно, — если подле нее не было убийц, если приметы прочих жертв к ней не подходят — Вальтер, из чего вы вывели, что она вообще имеет к происходящему отношение? Лишь из того, что шла по улице одна?

— Музыка, Гессе, — мрачно отозвался Керн. — Вот потому-то я и не удивился, услышав рассказ твоего свидетеля. Потому и верю ему, а не полагаю, что твой приятель из «Кревинкеля» попросту измыслил все, опасаясь зачистки, кою ты пообещал обитателям свалки. Она шла на звук музыки, источник которой ей почему-то страстно хотелось отыскать; «на звуки дудочки», по ее словам, или, имея в виду сказанное тобой — звук флейты.

— Вот черт…

— Еще раз чертыхнешься в моем присутствии, Хоффмайер, и я собственноручно тебя выпорю, — пообещал Керн столь обстоятельным тоном, что сомнений в серьезности сего обета не оставалось. — Но в целом ситуация описана верно.

— Дополню еще, что никакой музыки никто, кроме девчонки, не слышал, — вклинился в разговор осевший, усталый голос, и Керн рывком выпрямился, метнув быстрый взгляд из-под насупленных бровей на переступивших порог старших дознавателей.

— Гессе, ты не затворил за собой дверь, — заметил обер-инквизитор сухо; Курт виновато развел руками, и тот сдвинул брови еще круче. — Пропивать, майстер инквизитор второго ранга, дозволительно все, кроме головы.

— Брось, Вальтер, ты-то сам куда смотрел, старый пень, — возразил Ланц устало, без дозволения усаживаясь на скамье у стены и потирая покрасневшие глаза. — Итак, в одном мы теперь можем быть убеждены: дело это — наше.

— Это точно?

— Абориген, я только что выслушал рассказ девчонки о том, как ей во сне пригрезилась дудка, которая велела идти за нею, подсказывая при этом, как наилучшим образом выбраться из дому, чтобы не потревожить родителей, какую улицу выбрать и в какой проулок следует свернуть — и все это фактически не просыпаясь; и я, кажется, упомянул о том, что, кроме нее, никто не уловил даже отзвука. Как ты полагаешь, попахивает здесь чем-то, чем обыкновенно занимается Друденхаус? И не желаешь ли оспорить свои слова о том, что Кристина Шток не сама пришла к убийцам?

— Пришла сама… — повторил Курт тихо, потирая лоб, вновь занывший от тяжкой, мутной боли; вопреки его ожиданию, майстер обер-инквизитор не заметил язвительно, что употребление дурманящих напитков следует ограничить, а лучше исключить вовсе как вредоносные для умственных способностей. — Вот почему никто не видел с нею посторонних; когда я опрашивал горожан, мне говорили, что встречали дочь Штоков в различных частях города, но все время — одну…

— Ее просто вели, — хмуро подвел итог Бруно. — На глазах у всех, средь бела дня, ребенка фактически тащили на веревке, и никто этого не понял. И мальчишка бюргермайстера — никто не похищал его, и он не сбегал от обиды… Скажи теперь, что мои теории смешны.

— Само собой, — предположил Курт, не ответив, — магистратским блюстителям в голову не взбрело проследить за тем, куда она шла?

Ланц пренебрежительно фыркнул с плохо скрытым раздражением, взглянув на сослуживца так, точно это по его вине солдаты Хальтера утратили последние отголоски разума; Райзе вздохнул, покривив губы в натужной ухмылке.

— Брось, академист; благодари Бога уж хоть за то, что Он дал им мозгов доставить девчонку сюда, а не сопроводить попросту домой. Мы могли обо всем приключившемся и вовсе не узнать; на миг призадумайся об этом — и осозн аешь, что нам неслыханно повезло.

— Нам повезло?.. Повезло несостоявшейся жертве. Если, разумеется, это просто везение, и те, кто вел девчонку, не вывели ее нарочно к патрулю.