Лев Портной - Хроники похождений

Аннет ставит поднос на столик, встает у окна и складывает руки за спиной. Она наблюдает за мной с любопытством естествоиспытателя.

— У-у! Коварная!

Я поднимаюсь и направляюсь к столику. В последний момент Аннет опережает меня. Она хватает поднос и отбегает в угол спальни.

— Черт! Хватит издеваться! — я злюсь не на шутку.

— Ого! Мы еще и сердимся?! — Аннет делает притворно-испуганное лицо. — Ты получишь этот графин при одном условии: если останешься здесь со мною на два месяца!

— Ты с ума сошла! Ты же понимаешь, что это невозможно!

Я приближаюсь к Аннет, расставив руки.

— Это будет достойной платой за вчерашнее свинство.

— Лерчик, я не могу, — произношу я.

— Значит, ты не любишь меня, — резюмирует она.

— Чушь! Конечно же люблю! Ты же знаешь, что я люблю тебя! Но служба, ты же знаешь, служба!

— Так ты любишь меня или нет?!

— Люблю, конечно, люблю! — кричу я и кидаюсь вперед.

Аннет запрыгивает на кровать. Я бросаюсь следом и хватаю ее за ноги. Она падает, поднос улетает на пол, рюмка разбивается вдребезги, графин катится под кровать. Журчит драгоценная жидкость, спальня наполняется живительным амбре. Девушка лежит на животе поперек кровати и, свесившись вниз, пытается дотянуться до графина. Я делаю рывок вперед, но проказница успевает подсечь ногой меня так, что я падаю рядом на постель, едва не разбив голову о спинку кровати.

— С ума сошла! — восклицаю я.

Испугавшись, что водка так и выльется на пол, я запускаю руки под кровать и пытаюсь одновременно пробить заслон из рук Аннет и завладеть спасительным сосудом до того, как он полностью опорожнится. Мне не везет. Аннет хватает графин и вытягивает руку вперед, чтобы я не дотянулся. Я наваливаюсь на девушку сверху.

— Попалась, голубушка!

Аннет поворачивает графин и держит его почти параллельно полу, донышко чуть-чуть ниже горлышка.

— Еще одно движение и я опрокину его, — предупреждает она.

— О, господи! Что ты хочешь, жестокая?

— Я хочу, чтобы два месяца ты был моим и только моим! — заявляет она и добавляет жалостливым голосом. — Ну ты же можешь сказаться больным! Мы пошлем письмо твоему вице-канцлеру, ты напишешь, что выполнил все, как он приказывал…

— О, господи! Ладно, твоя взяла! — сдаюсь я.

— Ура! — радуется Аннет.

Она вручает мне сосуд.

— «Чтобы не пролить вина, пейте прямо из горла», — цитирую я знаменитые слова Ивана Сусанина и осушаю графин.

Конечно же я бы с удовольствием выпил еще столько же и еще столько же, и еще… но тут освобожденная Аннет поднимается на четвереньки, и моему взору предстает ее круглая задница, обтянутая белыми панталончиками с розовыми кружевами и рюшечками.

— Ну, теперь ты поплатишься! — восклицаю я и набрасываюсь на Аннет с тыла.

— Ай! — кричит она.

Я рву в клочья легкую ткань и атакую беззащитное лоно.

— Oui! Oui! Bien! Encore! Encore, le cochon chauve! Encore! Encore! Chic! [60] Да! Да! Хорошо! Еще! Еще, лысая свинья! Еще! Еще! Здорово! (франц.) — стонет Аннет.

Ей-то chic, а со мною проклятая анисовая вечно играет злые шутки. Выпив, возбуждаюсь я неистово, но кульминация случается непременно бесцветная и не дарит мне наслаждения. Вот и в это утро плотские утехи приходятся мне не в радость.

Впрочем, последующие два месяца становятся воистину медовыми. Хотя подробности вновь ускользают от меня, воспоминания обрываются.

Однажды утром я проснулся с двумя огромными шишками — по одной над каждым ухом. Рядом на атласной подушке спал невероятных размеров кот абрикосового цвета. Это животное храпело так, что, если б, к примеру, в соседней комнате шельма Лепо не справился и Мадлен звала бы на помощь, я не услышал бы ее голоса.

Мильфейъ-пардонъ, а при чем здесь Мадлен?! Она совсем мне не нравится! Просто не пойму, что она нашла в такой каналье, как Жак?!

Оставив кровать в распоряжение кота, я вышел на балкончик. На улице было светло, хотя, судя по длинной тени от трактира «С совой», солнце стояло совсем еще низко. Площадь внизу шумела, меербургцы спешили по своим делам. Пару раз мне показалось, что из всеобщего многоголосья выделяется русская речь. Прислушавшись, я понял, что голоса соотечественников доносятся из открытых окон первого этажа заведения пана Розански. Я попытался разобрать, о чем говорили неизвестные постояльцы, но различал лишь отдельные слова.

Внизу к медному колокольчику подлетел пикси.

— Шнитхельм, Шнитхельм, — позвал я.

Маленький человечек в синем кафтанчике вспорхнул вверх и опустился на перила моего балкончика.

— Чем могу служить, господин маркиз? — спросил он.

— Любезный, подскажи мне, кто эти посетители там внизу? Я слышу, они говорят по-русски.

Пикси замялся.

— Ты не знаешь, кто они?

— Господин маркиз, прошу понять меня правильно. В заведении пана Розански не принято обсуждать одних постояльцев в разговоре с другими.

— Фу ты, господи! — я пожал плечами. — Но они же сидят в обеденном зале! Я могу спуститься и тогда сам их увижу!

— Вы правы, — согласился пикси. — Кроме того, вы наш почетный гость. Я уверен, что для вас можно сделать исключение. Тем более что вы, наверное, знаете этих людей.

— Мы познакомились в прошлый раз? — спросил я.

— О нет, — взмахнул рукой Шнитхельм. — Они впервые в нашем городе. Сегодня ночью их лодку выбросило неподалеку от гавани. Вы должны их знать. Они бежали с вашего корабля, спасаясь от хатифнаттов.

Вот тебе и фрикандо! [61] Фрикандо — кусок мяса или рыбы, нашпигованный салом. Конечно же я их знал! Выходило, что в обеденном зале заведения пана Розански сидели Мирович и компания.

— А велетень? — спросил я. — Велетень с ними?

— Велетень? — переспросил пикси. — Да-да, с ними приплыл и велетень. Только он остался на улице, кого-то высматривает.

И Шнитхельм тыкнул крошечным пальчиком вниз. Я увидел Клавдия Марагура. Велетень сидел на земле в центре площади.

Вот это форшмакъ! А я-то, дурак, на балкон вышел городом полюбоваться! И как же я его не заметил?! Но, славу Главному Повару, что и Марагур не увидел меня. На мое счастье, он спал, привалившись к фонтану, от брызг которого кафтан велетеня промок насквозь с левой стороны. Но Клавдий не обращал на это внимания. За минувшие сутки он успел привыкнуть к сырости.

— Устал, сморило его, — промолвил Шнитхельм.

— А они знают, что я здесь? — спросил я пикси.

— Ну что вы, господин маркиз, — Шнитхельм развел руками. — В заведении пана Розански не принято рассказывать о гостях.

— Вот и хорошо, хорошо, — я попятился с балкона в комнату. — Дружище, у меня к вам просьба: пусть они подольше ничего про нас не знают. Признаюсь, эта компания еще в море ужасно надоела нам.

— О, господин маркиз, не беспокойтесь, — заверил меня пикси. — Если только вы сами спуститесь вниз, тогда, конечно…