Александр Прозоров - Крестовый поход

Шляхтичи, обнаружив, что из тыла на них несутся сотни в вороненых доспехах, шарахнулись в сторону, на зов труб, и оказались возле стяга литовского князя, постепенно успокаиваясь после пережитого кошмара. Князь Витовт знал: им нужно дать передышку. Еще полчаса-час, и они успокоятся, придут в себя, снова будут готовы к бою. Шляхтичей уцелело примерно две с половиной тысячи – весомая сила, которая вполне может решить исход битвы.

Черный тумен с ходу врезался в татарскую лаву, попросту сметя, стоптав несколько первых рядов, нанизав степняков на пики, переломав им кости щитами, и потерял скорость. Татарские латники обнажили сабли, стали торопливо и нагло рубить своих бездоспешных собратьев, чувствуя себя почти бессмертными в прочных доспехах. Но бессмертными они не были – кого-то в сече ранили в ногу, кого-то доставали клинком по открытому запястью, кого-то разили издалека пикой в открытое лицо. Пусть на каждого убитого нукера Джелал-ал-Дина приходилось пятеро сраженных «бабских» татар, но татар было больше почти в десять раз. И к тому же они, пользуясь числом, охватили тумен с двух сторон и зашли врагу за спину…

Перед ватажниками галицкая дружина неожиданно врезалась сбоку в литовскую конницу – сбивая с ритма, опрокидывая крайних всадников, доставая рогатинами дальних. Литвины попытались повернуться лицом к опасности, но было уже слишком поздно. Воины просто потеряли скорость, и вот тут им в спины, ломая копья о щиты и броню, нанизывая на рогатины своих исконных врагов, сминая тяжелыми лошадьми задних, хуже всего снаряженных боярских детей, и врезалась с оглушительным боевым кличем тяжелая московская конница.

Многотысячный литовский полк окончательно потерял строй и не врезался в ряды пехоты, а медленно навалился на копья ополченцев и ватажников, отбиваясь на три стороны от неожиданных врагов. Дальнее крыло ополченцев спешно подтянулось, и литовцы тоже оказались зажатыми в кольцо.

– Уйдет! – забеспокоился Егор. – Уйдет, зараза, потом еще сто лет кровь из нас пить будет!

Черный тумен медленно таял в окружении серой татарской массы, литовский полк с честью погибал под ударами мечей и копий, но великий князь Литовский и Русский еще на что-то надеялся в окружении двадцати с лишним сотен поляков.

– Проклятие! Федька, коня! – Вожников надел шлем, застегнул ремень, схватил щит и копье: наученный горьким опытом, теперь атаман держал возле батареи изрядный запас оружия. Через минуту он осадил скакуна возле крестоносцев, звонко ударил себя кулаком в грудь, вытянул руку: – Посмотри туда, барон! Я не прошу от вас жертвы, я призываю к вашей доблести, храбрые рыцари. Неужели вы упустите такой шанс?!

На огромном острове близ Путивля с северо-западной стороны окруженные литовцы рубились с русскими ратями и новгородской пехотой, на юго-восточной – Джелал-ад-Дин насмерть сцепился с Гафур-мирзой, а примерно посередине все еще оставался возле своего стяга литовский князь в окружении отряда шляхтичей.

Барон Михаэль фон Штернберг не колебался ни мгновения. Уж слишком свежа была горечь поражения при Грюнвальде, слишком обиден пережитый два года назад позор.

– По коням! – кратко приказал он.

Крестоносцы сразу пошли на рысях, привычно смыкаясь в плотный кулак, и для русского князя не нашлось места ни во главе отряда, ни на его краю. Пришлось мчаться в хвосте. Вместе с тевтонами проскакал он мимо своих воинов, в горячке схватки не замечающих ничего вокруг, перешел на галоп. Безо всякой команды, просто привыкнув делать это в нужный момент, крестоносцы опустили копья.

Литовцы, тоже повернув и сомкнувшись, опустили копья навстречу.

– А-а-а-а!!! – Воинские кличи слились с криками боли в единое целое, заржали умирающие кони, затрещали, ломаясь, древки копий, живая масса качнулась в сторону Сейма, остановилась, засверкали мечи.

Некоторое время Егор, чувствуя себя бесполезным дураком, просто смотрел на спины рыцарей, но внезапно они раздвинулись, вперед прорвался шляхтич огромного роста с секирой в руках, с животным воем обрушил его на кирасу левого крестоносца, глубоко прорубив тонкое железо.

– Н-на! – Егор метнул вперед рогатину, тоже пробив кольчугу, и гигант повалился на землю.

Вместо него выскочил шляхтич вполне обычный, но пеший, рубанул голову княжескому скакуну, оглянулся, подрубая ногу рыцарю чуть ниже седла, снова крутанулся.

Егор к этому времени успел соскочить с падающего коня, обнажил меч.

– Пся крев! – Шляхтич вскинул саблю вверх, тут же попытался подрубить князю ногу понизу, не достал, кольнул в лицо, попытался подсечь руку, снова уколол…

Вожников оставался цел только потому, что быстро пятился, отдергивая то руку, то ногу, закрывался щитом.

Толчок в низ щита – верх ушел вперед, в открывшуюся щель быстро скользнул клинок, кольнув Егора в пластины колонтаря чуть ниже горла, и тогда князь наугад ударил щитом что есть силы вниз. Лях вскрикнул – окантовка попала ему выше колена, припал влево – и Вожников хлестко резанул его поперек открытого горла. Кинулся снова вперед, в гущу битвы. Навстречу вылетела секира, нацеленная в голову. Князь успел вздернуть щит вверх – секира засела глубоко в древесине, – тут же рубанул пальцы, что держали древко, попятился, освободился от топора, опять двинулся вперед, протиснулся мимо всадника – тот вдруг завалился ему прямо на голову. Вожников освободился от тела, тут же получил удар по голове, еще один. Попятился, поправил шлем, сделал всего шаг и еле успел вскинуть щит – на этот раз глубоко в древесину вонзилась татарская пика.

Уже откровенно матерясь, Егор бросил щит, достал кинжал. Лошадь, что так долго топталась перед ним, заслоняя обзор и мешая пройти, вдруг упала на спину, затрясла ногами. Отскочив – теперь уже спасаясь от удара копыт, князь Заозерский посмотрел, что происходит впереди, и опустил оружие. Битва кончилась. Вокруг великокняжеского стяга, среди окровавленных тел, ходили крестоносцы и методично добивали раненых.

Сражение затихло не только у стяга, но и на всем остальном острове. Татары уже вовсю грабили обоз, остатки литовского полка смогли как-то пробиться к Любке, и на ее берегу, отгородившись щитами, запросили себе право сдаться князю Юрию Дмитриевичу.

Ополченцы бродили по полю в поисках друзей и родичей, ватажники – разживаясь трофеями.

Галицкий князь, пообещав литовцам достойную жизнь на то время, пока за них не заплатят выкуп, направился к московскому полку, стоявшему посреди поля брани с поднятыми стягами. Ему навстречу выехал Василий московский. Сняв шеломы, князья обнялись.

– Брат!

– Брат мой!

– Спасибо тебе.

– К чему кровь свою проливать за дело литовское? У нас интерес свой, от Литвы отличный. Ты, брат мой, так ловко Витовта заловил, что грех было мешать столь удачное дело до конца довести.