Михаил Дьяконов - Река времен. Жребий брошен

– Медведь, – с видимой неохотой произнесла она, впрочем ничуть не сопротивляясь.

– Тебе, наверное, еще кому-то что-то доставлять надо?

– Неужели, узнав, к кому еду, я могла, по-твоему, оставить хоть один заказ на потом?

– Логично, так как никаких «потом» быть не должно. Во всяком случае, сегодня.

Я улыбнулся, опять ощутил вкус ее губ и почувствовал, как ее мягкое тело прижалось ко мне. Мне было приятно. До одури. Неужели теперь, когда почти вся жизнь позади, у меня появился шанс наконец-то обрести то, что классики именовали второй половиной себя?

Под слабо слышную сверху какофонию всевозможных звуков мы с Олей готовились к колыбельному общению, когда дверь моей спальни резко распахнулась.

– Ой, – пискнула Ольга, натянув одеяло на голову.

– Ой, простите, – раздался с порога ломающийся голосок Сереги. – Дедушка, можно тебя на минутку!

Я вышел и аккуратно притворил за собой дверь.

– Что?

– Ну, дед… – Внук не мог вымолвить ни слова, восхищенно глядя мне в глаза.

– Чего ты хотел-то? Говори, а то меня ждут. И вообще, стучаться надо!

– Да ты вроде всегда был один, а тут такое дело!

Он помолчал минутку, потом вдруг ткнулся мне в грудь своей лобастой головой:

– А я тебя недооценивал. Думал, что у тебя уже все позади. А ты нам всем сто очков вперед задал! Такую женщину – и всего за полчаса… Парни обзавидуются. Это сильно! Деда, а ты у меня, оказывается, мужик! Настоящий!

В жизни каждого человека бывают минуты, когда ему очень хочется забыть обо всем и вернуться в детство. Нет, не в молодость, а именно в детство – то самое беззаботное время, «когда деревья были большими», как говорила героиня одноименного фильма золотого периода нашего кино – шестидесятых годов прошлого века. И я в данном вопросе – не исключение. Причем чем старше становлюсь, тем чаще посещаю свое детство: либо в редко приходящих снах, либо в воспоминаниях…

И что интересно, вдруг на фоне прогрессирующего склероза, когда забываешь о каких-то недавних событиях, в воспоминаниях о детстве неожиданно прорезаются такие эпизоды, о которых никогда не вспоминал прежде. И прорезаются они ярко, зримо и ощутимо. Внезапно начинаешь слышать те звуки, чувствовать запахи, саму ауру того, что окружало тебя. Вдруг ни с того ни с сего на меня обрушивается запах сена в бабушкином сарае, куда мы потихоньку забирались с друзьями, чтобы втайне рассказывать всяческие истории и делиться секретами. Или всплывет дурманящий аромат сирени пополам с черемухой с Сашкиной дачи, куда мы съезжались на Девятое мая, чтобы послушать рассказы дедов, которые сами знали о той войне в лучшем случае по рассказам своих дедов, или хотя бы родителей. А теперь уже и сама война, та, некогда священная, уже практически забыта в массах, хотя День Победы народ продолжает встречать в традиционной пьянке и праздности, так как правительство почти всех автономий оставляет его выходным, изредка транслируя по всем средствам массовой информации старые фильмы, раскрашенные с помощью «премьер-колор-про», но потерявшие от этого дух того времени.

Несмотря на празднества, что традиционно сопровождали День Победы, дата начала Великой Отечественной войны, названная в календарях Днем памяти павших, осталась совершенно забытой. Поэтому именно в День памяти, пришедшийся в этом году, как и тогда, на воскресенье, мне вдруг остро захотелось не просто отдохнуть, вспоминая деда, прадеда, их друзей, братьев и прочих ветеранов, но отметить его, вдыхая горький запах войны, пусть даже воссозданный с помощью «Кроноса». Поэтому я заранее договорился с Виталием, что обязательно приеду в Угловой в столь неурочное время, чтобы проделать ряд запланированных ранее экспериментов.

Мои изыскания уже немного продвинулись вперед, программный код модифицирован, у меня уже получалось манипулировать нужными наборами таким образом, что мой реципиент мог, подчиняясь командам из настоящего, не просто шевелиться в прошлом, но даже совершать какие-то осмысленные действия, оставляющие следы на окружающем. Правда, следы этого манипулирования вскоре скрадывались, но результат слегка обозначился. И сегодня, в честь этой забытой даты, мне вдруг захотелось посетить войну не с исследовательской целью, но просто повоевать там в окопах по-настоящему.

Против ожиданий, в воскресный день дом в Угловом продолжал жить своей размеренной жизнью. Подземный паркинг был заполнен почти наполовину. Какие-то подразделения фирмы продолжали трудиться в полную силу. По коридорам туда-сюда шныряли сосредоточенно-серьезные молодые люди. Нет, их было, конечно, значительно меньше, чем в рабочие дни, но они были здесь и, похоже, совсем не собирались отменять свое занятие, несмотря на выходной.

Я привычно спустился в свою келью, по соседству с которой, в подсобке, уже месяц назад для меня был оборудован удаленный терминал с индивидуальным темно-зеленым костюмом хрононавта, традиционно висящим на кольце балансирующей подвески.

Приняв два стакана крепкого чая с цикломатом и сахарином, начинаю переодеваться.

Мне уже почти не требовалась посторонняя помощь для того, чтобы обмундироваться перед путешествием, равно как и для того, чтобы раздеться, вернувшись назад. Практика и некоторые доработки постепенно сказывались. Я не спеша зашнуровался, закрепил маску на кумполе и, подойдя к подиуму, последовательно подключил все разъемы, расположенные на поясе, к ответным частям на стенде. Труднее всего было подвесить себя на внутреннем ободе, но и эту операцию мне уже несколько раз довелось успешно проделывать самостоятельно, поэтому не торопился и сейчас, благо пуск программы теперь можно было осуществлять после подтверждения готовности всех датчиков стенда (мое собственное ноу-хау).

Так. Сначала затягиваю мягкие ремни на лодыжках. Теперь руки продеваю в петли в верхней части обруча и вставляю оранжевые чеки, фиксируя запястья. Остается опустить забрало маски, что теперь проделывается автоматически, и начать предпусковой отсчет.

Итак, сегодня я вновь иду в октябрь сорок первого, на Варшавку, в район реки Изверь. Мне доводилось быть там раньше и попасть в тело бойца истребительного отряда, практически под гусеницы немецких танков, что перли на Москву от Юхнова. Именно там неделю назад мне довелось впервые ощутить животный страх, даже ужас за свою жизнь. И хоть проблески сознания говорили, что танки легкие, что их бортовая броня пробивается огнем ПТР, а тем более из расположенной позади нас зенитки с расчетом подольских курсантов, хоть не было беспокойства за собственную жизнь, потому что в этом времени в случае чего погибнет не моя сущность, а чужое тело, но когда появились эти клепаные черепахи, изрыгающие пулеметный огонь, страх сковал все клеточки организма. И вместо того чтобы вести огонь, мой реципиент, закрыв глаза, упал на дно окопа, а потом, вопреки всем моим познаниям и опыту, выскочил из хода сообщения, убегая в панике… Побежал куда глаза глядят, а точнее – в сторону дальнего леса. И тут до меня впервые дошло, что меня убило. Точнее, убило не меня, а моего визави, но именно убило. Это было настолько реалистично, с такими подробностями, вроде движения по темному туннелю с ослепительным светом в конце и неземной музыкой, которые описывали почти все, пережившие клиническую смерть, что когда я внезапно ощутил свое «оживание» на терминале, то испытал глубочайший стресс…