Андрей Дай - Поводырь в опале

В тот же день, сразу после совместного с обоими братьями Акуловыми обеда, я застраховал свой дом. Днем позже — новый управляющий, на очередном заседании магистрата донес эту весть до сведения виднейших купцов города. Конечно же, похвастался намерением покупки в Англии пожарного локомобиля и порекомендовал занимающимся транспортировкой товаров торговцам и пароходовладельцам подумать о страховании грузов. Баржи, бывало, садились на мель. Загорались от искр из трубы пароходов. Сами буксиры переворачивались. Ушлые остяки воровали с барж товары на ночных стоянках. На тракте, нет-нет, да появлялись лихие «чаерезы», умудряющиеся срезать крепления тюков с воза прямо на ходу. Купцы несли убытки. Заказанные в Тюмени пароходы оказывалось не на что выкупить.

Вот именно по этому поводу Тецков, Тюфин и еще несколько широко известных в не особенно широких кругах людей набились ко мне на прием. Спросить моего мнения о надежности нового, еще чудного и непонятного дела. А заодно, пожаловаться на недостаточность средств. Как бы намекнуть, что пора бы уже оплатить будущую доставку огромной для Сибири толпы народа на Алтай.

Тюфин еще, в присутствии вольных или невольных свидетелей, хотел поинтересоваться — каким именно образом я намерен все погрузо-разгрузочные работы в пределах Томска загнать на причалы в Черемошники. Порт начали активно строить сразу, как только снег сошел, и к будущей навигации обещали большей частью закончить. Вот Николай Наумович и беспокоился о своих инвестициях. Ему на верфях Гуллета достраивали стодвадцатисильный пароход, и к осени за него нужно было рассчитаться с корабелами.

Рассказал о принципах страхования. Невелика наука. Поделился намерением организовать в губернии речную службу, с государственными комиссарами портов и причалов и выплатой речного сбора. Отыскал и продемонстрировал купцам соответствующий закон в Кодексе. Слава Богу, тарифами никто не впечатлился. Сто двадцать пять рублей с большой баржи — не те для купцов деньги, ради которых стоило ссориться с государством. Тем более что средства должны были пойти на саму организацию речной службы. На знаки, бакены, маяки и промеры глубин. На составление лоций и отслеживание «бродячих» отмелей.

Все чинно, благородно было. Сидели, степенно разговаривали. Пока речь не зашла о вокзале. Я даже представить себе не мог, как, оказывается, томичей взволновал процесс выбора общей концепции архитектурного решения станции. Если прямо у меня в кабинете купцы едва друг другу бороды не по-отрывали, что же тогда в городе, возле «урн» для голосования творилось?!

Кое-как усмирил стихию. Завел речь о планировке привокзальной площади. Это тоже было важно. Гости станут получать представление о столице Губернии именно по первым впечатлениям. На вокзале, по себе знаю, никто слишком-то не задерживается. После нескольких недель пути — тем более. Так что первая встреча с моим городом путешественников ждала на привокзальной площади.

Следовало подумать — какие именно здания имеют право на существование в непосредственной близости от станции, а какие ни в коем случае. Может быть, все эти строения построить городу, в едином дизайне, и сдавать арендаторам, как лавки в Гостином дворе? Или наоборот, дозволить самовыражение, а ограничить только высоту и взаимное расположение? Подкинул, в общем, купцам новую забаву. Предупредил, конечно, что застройку будущей площади можно будет начинать только после окончания возведения собственно самого вокзала со всеми его техническими службами. Во-первых, со стройматериалами и мастерами-строителями была настоящая проблема, а во-вторых, мало ли чего! Вдруг мои инженеры решат что-нибудь переставить-передвинуть, или даже, не дай Бог, развернуть «к лесу задом, ко мне передом». Я вот Зборжегскому о залах ожидания, кассовом зале, комнатах матери и ребенка заикнулся, так такие глаза увидел, сова бы позавидовала. Он еще раз переспросил и умчался творить планировки. Так что итог совершенно непредсказуемый.

Купчин я уже выпроваживать стал, когда прозвучал совершенно неожиданный вопрос. Что, дескать, с теми деньгами станем делать, которыми люди, горожане, за понравившийся проект голосуют?

В ответ на мое недоумение, выяснились удивительные подробности первого в губернии всенародного голосования. Оказалось, что мои «копейки или камешки» легким движением руки ленивого переписчика в опубликованном решении губернской строительной комиссии превратились просто в «копейки». Догадливый народ тут же сам додумал, что одна копейка — один голос, и сарафанное радио в полдня разнесла весть по всему городу. К зданию магистрата потянулись первые любопытные — смотреть картины. Сразу бросать в дырки свои кровные никто и не собирался. Неделя — это много. Легко можно успеть обсудить варианты с родней и друзьями, посмотреть на других, подсчитать мелочь в кармане и себя показать. Солдаты охранявшие «избирательный участок» грозились по второму разу никого к ящикам не пущать, но о сумме максимального взноса сами не имели никакого понятия. Сказано же — копейка, а хош двугривенный, или даже рубь кинуть — кто слово посмеет против сказать?

Уже на третий день голосования с самого утра возле урн появился магистрацкий писарь с толстенной амбарной книгой и карандашами. Потому что городским головой было принято решение — записывать всех виднейших людей Томска, проголосовавших за один из вариантов суммой более трех рублей. Имена таких господ, в случае победы полюбившейся им картины, планировалось вырезать на мраморной плите, которую установить в главном зале будущего вокзала. Лотерея, однако! Но и это еще не все! Тецков уже договорился со Зборжегским, что город, после окончания выборов стиля архитектуры, выкупит у автора эту картину. Она будет продана с аукциона, а вырученные деньги пойдут на покупку и установку на вокзале огромных часов. Теперь вот, купцы интересовались, на что я намерен был потратить собранное в урнах богатство.

— Деньги эти — горожан, — словно так и задумывалось, стараясь не обращать внимания на хохот Герочки, вальяжно заявил я. — Значит и подсчет вести, и распоряжаться ими потом должен магистрат. Я, признаюсь, думал памятник на привокзальной площади поставить государю нашему Александру. Но часы — это тоже хорошо.

Торговые люди возмутились. Как это можно сравнивать царя с механизмом каким-то? Решили — одно другому не мешает. Чай не Голопупово какое-нито. Не хватит на памятник средств из ящиков, найдется, кому добавить! Часы и из кассы города можно купить…

Первое мая выпало на субботу. Но навигация так и не началась. Баржи с пароходами остались у импровизированных причалов, а переселенцы на берегу. Потому что в день накануне малой Пасхи — воскресенья, у православных дела начинать было не принято. А в само воскресенье — тем более.