Андрей Дай - Поводырь в опале

Те средства, что на счету в Государственном банке, уже все распределены. По большому счету, я сейчас и богатым-то человеком не могу себя назвать. Долгов много больше чем денег. Благо, пока на статусе удается выезжать. Верят еще купцы моим векселям. А потом, глядишь, или Васька Гилев изыщет способ деньги в Томск переправить, или Цыбульсткий чего-нибудь на указанных мной ручьях нароет. Закрою дефицит. Только — это все несущественные мелочи. Мне хотя бы миллионов пять нужно, чтоб в совете акционеров хоть как-то хоть на что-то влиять. Пусть не сегодня, но к весне, когда концессионер начнет насыпи под укладку шпал делать — точно.

Ограбить что ли кого-нибудь? Так и то — некого. Кроме, наверное, Госбанка, ни в одном ином кредитном институте таких сумм и не хранится. В столице недавно коммерческий банк образовали, так там и то уставной капитал даже до двух миллионов не дотянул. А какие фамилии в учредителях упоминаются! Гинцбург, Елисеев, Кроненберг! Даже Иван Давыдович Якобсон, папенька моей как бы невесты, отметился — тоже не бедствующий господин.

Собрать отряд в пару сотен казачков, да на Китай набег устроить? Так и там после толи гражданской войны, толи бунта тайпинов — натуральнейшая разруха. Англичане Пекин три дня грабили, а груз в трюмы одного корабля уместился. Их бы самих… Я имею в виду англичан… Вот у них деньги точно есть. Они из одной Индии столько вывезли, что на это богатство можно в Сибири коммунизм построить. Только, боюсь, высадку моего бородатого десанта они не поймут. Обидятся. Царю начнут жаловаться.

Вот бы как-нибудь так сделать, чтоб миллиончик их фунтов имени Стерлинга кто-нибудь их них сам принес, и потом назад не просил…

Был у меня еще один вариант по резкому увеличению собственной платежеспособности. Прятался он в верховьях одного из ручьев, стекающих в Чуйскую степь с хребта Чихачева. В принципе, по нынешним временам, вполне доступное место. Официально территория Империи, и туземцы после показательного расстрела отряда непокорного зайсана, препятствовать не посмеют. Только вот ведь какая незадача! Сам не поедешь, а поручить, выходит, что и некому. Тут не просто надежный и не болтливый человек вроде Захария Цыбульского или Ваилия Гилева нужен. Необходим такой, кому я как самому себе доверять могу.

Золотые россыпи, серебряная руда — это все конечно может приносить какой-никакой доход. Раз в год, и после подсчета многочисленных трат. Когда выходят из тайги старатели, или купцы расторгуются на ярмарках. А там, на берегах обычной, ни чем особенно не примечательной речушки Нарын-Гол, в щелях и под аллювиальными отложениями, спят богатейшие друзы императорских, хрустально-зеленых изумрудов. Геологи, которые их там обнаружили — в том моем мире, и сто лет спустя — принесли горсть необработанных кристаллов до полутора сантиметров в длину. Это — карат на тридцать. Ну, пусть после обработки останется десять. На самом деле — понятия не имею, какой там процент отхода, но стоимостью камней специально интересовался. За экземпляры хорошего окраса и чистоты и по тридцать тысяч долларов давали. За карат, естественно. Десяток камней — три миллиона. Так поисковики особенно и не искали. Встретили друзу, вырубили и побежали хвастаться. А сколько их там — одному Будде известно. Погранзона. И места не слишком обжитые. Так месторождение в госрезерве и числилось.

С семнадцатого века эти камни в Колумбии в больших количествах добывают. И все равно мало. Слышал, лет тридцать назад, в тридцатых годах девятнадцатого века, изумруды на Урале нашли. Мировой рынок даже не шелохнулся. А самые лучшие камни тут же казна выкупает. Императорский камень! Некоторые наравне с бриллиантами ценятся.

И вот стоит даже подумать о том, что посланный на тот ручей человек просто покажет кому-нибудь кроме меня свою находку, страшно становится. Золотая лихорадка — детский сад по сравнению с тем, что там, на Чуе, начнется.

Так и это еще полбеды. В тех же самых горах гигантское серебряное месторождение прячется. Огромное и невероятно богатое. В непосредственной близости, так сказать, от изумрудов. И если туда народ камешки искать попрет, то, что помешает там же и геологам походить? Ничего! А я это, в мое время называвшееся Асгат-Озерное, месторождение для себя храню. Дюгамеля вон уговорил границу с Китаем спрямить, чтоб все на территории моего Южноалтайского округа оказалось. А не как тогда, в иной жизни было — часть у нас, основное в Монголии.

И если я решаюсь эти мои, резервные, зеленые кристаллики, из земли начать вытаскивать, делать это нужно прямо сейчас. Пока есть время отчаянным и не болтливым господам туда добраться и зимовье себе организовать. А весной, с добычей и первыми гонцами от Потанина — обратно. Только кого послать?

— Отпишите Петру Григорьевичу, что я согласен с его предложением, — возвращая бумаги Штукенбергу, сказал я. — Пусть присылает доверенное лицо для переговоров.

К пятому июлю одна тысяча восемьсот шестьдесят пятого года на моем рабочем столе собралось четыре очень важных бумаги. Четыре неожиданных известия, три из которых были скорее добрыми, чем злыми, и одно — совершенно отвратительное. По традиции, начну с плохого.

Во второй декаде июня на телеграфной станции Томска приняли депешу из канцелярии генерал-губернатора за подписью статского советника, члена Совета Главного управления западной Сибири от Министерства Юстиции, Виктора Ивановича Спасского. В телеграмме, этот чиновник, как не преминул обратить внимание Герасик, даже имевший ниже чем у меня чин, ссылаясь на приказ главноуправляющего Вторым отделением собственной ЕИВ Канцелярии, графа Панина, предписывал немедленно арестовать практически всех Томских нигилистов. Само по себе — младший осмелился что-либо предписывать старшему — из ряда вон выходящее событие! Так еще и ни о каких обвинениях в послании не говорилось. Будто не в Империи живем, где властвует Государь Император и Закон, а в каком-то средневековом арабском княжестве. Я понимаю, что графа Панина некоторые неокрепшие умы боятся до дрожи в коленях, но не за четыре же тысячи верст же!

Жаль, Дюгамеля к тому времени в Омске уже не было. Убыл в Москву, о чем я был заранее оповещен. Оставайся Александр Осипович, так сказать, на боевом посту, очень может быть, я этой странной телеграммы вообще бы никогда не увидел. Генерал-лейтенант, насколько мне известно, ни к какой партии не принадлежал, и явного предпочтения не оказывал. А был более всего озабочен… Как бы выразиться-то поточнее… Скажем, степенью благосклонности Государя к его скромной персоне. И раз царь явно к действительному статскому советнику благоволит, то, значит, и со стороны Омска у меня проблем быть не должно.