Григорий Рожков - Американец. Неравный бой

– …И опять оказались свободны. Да-а-а, ребята, потрепало вас…

Мысли резко пробежали в голове и вычленили тот факт, что целую неделю они были в заключении, но не скопытились, как иные попаданцы. Неужели нас можно упрятать за решетку?! Или, может, в их случае все было иначе из-за открытого пространства и быстрого освобождения?.. Не знаю. Ну да ладно, не стоит пока этого вопроса поднимать.

– …Мои приключения в сравнении с вашими – что детский сад против академии наук, – сокрушенно признался я по окончании двухчасового рассказа. Собеседники тоже подустали, потягивались, разминая затекшие конечности. – Но я очень и очень рад, что все вы живы и здоровы… С этого момента за вас несем ответственность я и мой заместитель, первый сержант Сэмуэль Кинг, тот чернокожий парень, что помогал вас освободить.

– Ответственность? Что это значит? Они что, знают, откуда мы? – В проницательности Сергею не откажешь. – Объясни.

– Думаю, ты прав, да и в любом случае мне надо вам кое-что поведать, так сказать, для общего образования… – Теперь все устраивались поудобнее, готовясь слушать мое повествование.

Рассказывать пришлось долго, что и понятно: я здесь пробыл значительно большее время, чем ребята. Многие вещи, начиная с Договора Содружества между СССР и США, широкой интеграции экономик двух могущественных стран, иной геополитической ситуации в мире и заканчивая появлением в этой истории предметов, технологий, знаний, значительно обгоняющих время, удивляли слушателей. А вот информация о пребывании в этом мире большого количества медленно восстанавливающихся попаданцев из разных ветвей истории и живущих здесь по своим, особенным правилам, не вызвала особых эмоций. Да и то верно: чего этому удивляться, особенно после собственного переноса из родного, мирного будущего в наполненный бурлящей кровью котел истории самой страшной войны за все время существования человечества. Вот что всякие попаданцы дают на-гора – это интересно! Но при этом для товарищей удивительным оказался факт, что таких попаданцев, как я, а теперь и они, – раз-два, и обчелся. А если говорить еще точнее, то, кроме нас «шустрых», похоже, и вовсе не было и нет. Выложив эти факты, мне удалось легко донести информацию о моей опеке в НКВД и ОСС, которая с сегодняшнего дня распространялась и на брата, и на друзей. Они это поняли и согласились с необходимостью находиться под ненавязчивым контролем со стороны моего заместителя и меня лично.

Выяснив, что никто из ребят не собирается сходить с тропы войны, на которой они уже прочно стоят, я сообщил им об их новом командире, выбранном по соображениям конспирации, безопасности и контролируемости, – сержанте ГБ Ханнесе Вадере. Немного покочевряжившись, парни приняли и эту новость как неотвратимую – а как же иначе? Брат и друг, занимающий какое-никакое, а важное положение, принять под свое командование не может: ведь рядом есть «родные», советские командиры, просто не поймут… Разобравшись с этим вопросом, пришлось приступить к другому – рассказывать обо всем, что происходило лично со мной…

Беседовали мы еще часа четыре, прерывались один раз для приема пищи и пару раз для чаепитий с обалденно вкусными консервированными булочками, почему-то именуемыми бисквитами, и прочими сладостями американского производства. По требованию моих друзей даже пришлось хромать за своим хаверсаком, бережно хранящим заинтересовавшие их награды. Кольт с дарственной надписью от самого Омара Брэдли заставил всех одобрительно хмыкать и говорить «здорово!», а уж сверкающая россыпь ценных наград вызвала у всех маниакальные приступы уважения. Каждый вознамерился похвалить меня и выразить свое уважение, но это все было отнюдь не весело – я ведь отчетливо помнил, чего стоила каждая из наград. Война словно поиздевалась надо мной, взяв за награды не очень высокую плату в виде ранений, не нанесших несовместимых со службой увечий, но оставивших заметные уродства в виде многочисленных шрамов… Мое уныние друзья просекли и ловко сменили тему, вынудив отбросить горькие мысли.

Закончили мы уже далеко за полночь, когда весь лагерь вновь отошел ко сну, погрузившись в тишину осеннего леса. Выйдя на воздух, мы все, не сговариваясь, втянули полной грудью свежий запах леса, травы, ночи, природы… Незначительные вкрапления запахов бензина, еды и прочих примесей, присущих обиталищам людей, не перебивали той безмерной чистоты, что ощущалась вокруг…

Одновременный выдох вызвал у нас непроизвольный порыв смеха, разбудивший задремавшего на посту милиционера.

– А?! Что такое?! Кто здесь? Стоять! – вскинув ППШ, возмутился пробудившийся страж правопорядка. Невысокого роста, но богатырского склада парняга, словно большой кот, перетек из сидячего положения в полностью боеготовое стоячее. Стало чуточку не по себе – чувствовалась немалая такая опасность, исходившая от этого бойца.

– Ах-ха-ха! Я первый лейтенант Пауэлл, товарищ… э-э-э…

– Старший милиционер Павел Горбунов, товарищ первый лейтенант! Извините, не узнал в темноте! – виновато ответил милиционер, опустив автомат.

– Ничего страшного, всякое бывает, товарищ Горбунов…

Милиционер успокоился и вернулся на свой пост, а мы с друзьями, измотанные, но удивительно умиротворенные и довольные жизнью, отправились спать. Впереди нас ждал новый день! Хотя он уже наступил. Значит, новый день нас дождался!..

Эх, не знаю я, когда эта песня «Утро красит нежным цветом…» была написана, да и не до нее нынче. Вспомнилась что-то… Бр-р-р! Холодно спать в палатке под тонким одеяльцем! Не май месяц на дворе для таких героических похождений, но грешно жаловаться: жив, крыша над головой есть, чего еще надо? Пожрать надо!

Столовую под навесами, где раньше снаряды хранились, еще не до конца обустроили, но за первыми грубо сколоченными столами уже восседали едоки обоих подразделений. Люди общались, зачастую не понимая собеседников из-за языковых нестыковок, смеялись, а главное – питались!

Мой голод не особо утолили определенные поваром командирские нормы питания – тарелка дымящегося омлета из яичного порошка, с беконом и консервированными овощами, кружка обжигающего какао, галеты и опять же консервированные фрукты и ягоды. Мало мне этого было, да спасибо повару, толстощекому, усатому сержанту-белорусу, выделившему от щедростей душевных «таварышу, першаму лейтэнанту» лишнюю порцию.

Подкрепившись, перекинулся за столом парой слов со Спирсом и Оклэйдом. Потом заглянул к Гэтри и порадовался известию о скором приведении всей техники нашего и союзного подразделений в полностью рабочее состояние. Зашел к брату и ребятам, поговорил с ними и со спокойной душой продолжил мой неофициальный обход лагеря. Но на полпути к Вермонту меня перехватил посыльный от Томилова и попросил срочно зайти в штабную землянку старлея…