Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров

Казалось, что все продумали правильно. Крестьяне получат небольшой земельный надел, который притом будет обложен высокой платой, так что землепашец не в состоянии будет с надела прокормиться и уплатить налоги, а потому должен будет наниматься к помещику, и работать на помещичьей земле. Та же барщина, только в профиль, и называется батрачина.

Помещики получат выкуп за "крестьянскую землю", которая станет называться "крестьянским наделом", хозяйство у них останется такое же, как и прежде, с той только разницей, что вместо крепостных крестьян будут работать вольнонаемные батраки. То есть, их же крестьяне, но работающие не из-под помещичьего кнута, а потому, что кушать хочется.

Все это казалось просто, да к тому же думали, что хозяйство будет идти еще лучше, чем шло прежде, при крепостном праве.

Вначале, было сделано много попыток завести чисто батрацкое хозяйство, с безземельными батраками, которые постоянно жили в помещичьем хозяйстве, но все эти попытки не привели к желаемому результату. Количество обезземеленных крестьян, бросивших хозяйство, было слишком мало для того, чтобы поставлять постоянный контингент батраков для помещичьих хозяйств, и к тому же непрерывно поглощалось фабриками, заводами, городами, в которых бушует промышленная революция.

На выручку помещичьим хозяйствам пришло – но только временно – то обстоятельство, что крестьяне получили малое количество земли и, главное, должны были слишком много платить за нее. Земли у мужика мало, податься некуда, нет выгонов, нет лесу, мало лугов. Всем этим нужно "раздобываться" у помещика. Нужно платить подати, оброки, следовательно, нужно достать денег.

На этой нужде и основалась российская система помещичьего хозяйства. Помещики стали вести хозяйство, сдавая земли на обработку крестьянам с их орудиями и лошадьми, сдельно, за известную плату деньгами, выгонами, лесом, покосами и т. п. Но обрабатывающие таким образом земли в помещичьих хозяйствах крестьяне, сами хозяева, сами ведут хозяйство, и нанимаются на обработку помещичьей земли только по нужде. Человек, который сам хозяин, сам ведет хозяйство и только по нужде нанимается временно на работу, — это уже не батрак, и на таких основаниях ничего прочного создать в хозяйстве нельзя. Есть нужда – берет работу, и дешево берет, нет нужды – не берет и задорого. Чтобы иметь рабочих на страдное время, нужно закабалить их с зимы, потому что, раз поспел хлеб, уже никто не пойдет в чужую работу: у каждого поспевает свой хлеб. Все помышления мужика-хозяина клонятся к тому, как бы, не закабалиться в работу, быть свободным летом, в страду, он все претерпевает, лишь бы сохранить свободу для своего хозяйства. Вся система нынешнего помещичьего хозяйства держится, собственно говоря, на кабале крестьянина-хозяина. Есть при имении хорошие выгоны, покосы, или возможность иным, чем затеснить крестьян, "ввести их в оглобли", "надеть хомут", крестьяне берут помещичью землю в обработку, нельзя затеснить – не берут. Дошло до того, что даже ценность имения определяют не внутренним достоинством земли, а тем, как она расположена по отношению к крестьянским наделам и насколько затесняет их, знаменитые "отрезки", над ними рыдает вся Россия. Нет хлеба, нет зимних заработков – берут у помещика работу, закабаляются с зимы, уродился хлеб, подошли хорошие заработки – никто не нанимается. Какое же тут может быть правильное хозяйство? Мужик постоянно стремится освободиться от кабалы, он работает в помещичьих хозяйствах только временно, случайно, закабаляясь по нужде.

Одолевает или не одолевает мужик, а все-таки, в конце концов, подрывается помещичье хозяйство. Одолел мужик – он сам увеличивает хозяйство, не одолел – он уничтожает хозяйство, бросает землю и уходит в город. И в том, и в другом случае помещик остается ни с чем. Поэтому-то помещичьи хозяйства год от году начали сокращаться, уничтожаться, и землевладельцы переходят к сдаче земель в аренду на выпашку. Если же которые хозяйства и держатся – на два, на три хозяйства в уезде батраков хватает, — то это чистая случайность, ничего прочного в них нет, и будущности они не имеют. Без чистого батрака не может быть правильного, прочного хозяйства.

Представьте себе завод, каждый рабочий которого дома имеет свой собственный персональный станок, и работает в основном на нем. Если не нашёл заказ на свой, домашний станок, то тогда идет на завод, работать на станке в цеху. Много ли наработал бы такой завод? Вот так и помещик.

Положим, что помещик – хозяин толковый, все науки знает, поля свои по всяким умным "Агрономиям" наладил, хлеба у него буйные, травы шелковистые, скоты по полям ходят тучные, но все это великолепие выстроено на песке. Вот у крестьян урожай. И не пришел крестьянин хомут на шею надевать. И пошло всё хозяйство у помещика-умницы прахом. Некому работать.

Мужик-то сам хочет быть хозяином, а батраком быть не хочет. Но у крестьян нищенский, кошачий надел. Крестьяне не могут жить "наделом", работа на стороне, и на полях бывшего помещика для них неизбежна, к ней они тяготеют не как вольно договаривающиеся, а как невольно принуждаемые. Кто же, имея свое хозяйство, свою ниву, свои хлеба, добровольно оставит свой хлеб осыпаться и пойдет убирать чужой хлеб? Ведь время страды – всего две недели. А ведь в этом идея и смысл реформы 1861 года. Этакое перетягивание каната.

Отдать землю крестьянам, чтобы из их рядов выросли свои Морозовы, Путиловы, Мамонтовы, Рябушинские, капитализм – так капитализм, тоже не решились. А помещиков куда девать, дворян? Реформу-то дворяне писали, и крупные землевладельцы. Рубануть по суку, на котором сидишь – это, какое гражданское мужество надо иметь? Поэтому, и получился – пшик.

В Гордино в прошлом году был неурожай. Первые христарадники пошли побираться в октябре. Только "христарадничать", для крестьян стыдно. Крестьянин говорит "пойти в кусочки". "Кусочек" — это кусочек хлеба, подаваемый голодному. Если взять буханку чёрного хлеба, кирпичик такой, отрезать с торца ломтик, а потом ломтик разрезать пополам, то получится искомый "кусочек". В советские времена такие кусочки горкой лежали в общепитовских столовых. Отличие только в толщине. Несчастные советские граждане швырялись кусочками толщиной в палец, а счастливым гражданам Российской империи подавали в протянутую руку кусочек, чуть толще листа бумаги.

Кусочки подают в каждом крестьянском дворе, где есть хлеб, — пока у крестьянина есть свой или покупной хлеб, он, до последней ковриги, подает кусочки. В конце декабря пошли сплошным потоком: идут и идут, дети, бабы, старики, даже здоровые ребята и молодухи. Голод не свой брат: как не поеси, так и святых продаси. Совестно молодому парню или девке, а делать нечего, — надевает суму и идет в мир побираться. В прошлую зиму пошли в кусочки не только дети, бабы, старики, старухи, молодые парни и девки, но и многие хозяева. Есть нечего дома, — понимаете ли вы это? Сегодня съели последнюю ковригу, от которой вчера подавали кусочки побирающимся, съели и пошли в мир.