Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 1

После расставания с Фролом, разговор этот не шёл у меня из головы, перспектива получить выход на огромную многотысячную организацию, желающую перемен в России едва ли не больше меня, кружила голову. В свободную минуту различные версии нашего возможного сотрудничества лезли в голову, обдумывая их, я мерно шёл на лыжах за Валентиной, иногда обгоняя её на спусках. С каждым пройденным километром, с каждым днём, мы втягивались в лыжный поход. Уже перестали ныть ноги, привыкнув к многокилометровым переходам, руки привычно поддерживали лямки заплечного короба из берёсты. Удобная, скажу вам вещь, эти плетёные берестяные короба.

На третий день пути огромные, заросшие лесом, холмы перешли в невысокие горы, начиналось Приуралье. Селения встречались так редко, что мы решили охотиться, для экономии продуктов брали лосей. Тут вогулы проявили себя в полной красе, обеспечив нас трёхразовым мясным питанием. Приятно, хоть и однообразно, но, как радовались сами парни, получив возможность применить на практике своё новое оружие. После того, как мы переправились на левый берег Камы, горы становились всё выше и выше. Скорость нашего движения заметно снизилась, теперь приходилось выбирать удобные перевалы, передвигаясь большей частью по узким петляющим горным речкам. По льду на их поверхности, вернее. Так и вышло, что добирались до вогульских селений мы добрый месяц.

Ну, нет худа без добра, месяц тесного общения с молодыми вогулами много дал мне в плане изучения парней. В нашем отряде, к моему удивлению, не оказалось ни одного тунеядца или разгильдяя, не говоря уже о болтунах и трусах. Вообще, каждый прожитый год и каждый километр пути на восток показывал, что люди восемнадцатого века, особенно на Урале, исключительно дисциплинированы и подчиняются командам старшего быстрее опытных карьеристов. Понимая, что мне придётся разговаривать со старейшинами вогулов, я понемногу начал изучать их язык, самым передовым методом, «путём погружения в языковую среду». Валентина, заметно скучавшая и нервничавшая в непривычной обстановке, с удовольствием втянулась в эти уроки. Её успехи оказались настолько значительными, что мне пришлось поднапрячься, дабы не опозориться перед молодой женой. Так и получилось, что к прибытию в селение вогулов медленную речь мы понимали вполне свободно, говорили немного хуже.

В первое селение вогулов, в странную смесь рубленых изб и чумов, мы въезжали, тщательно спрятав от постороннего глаза ружья. За время пути мне удалось многое разъяснить парням, по-русски говоря, запудрить им мозги, по-научному выражаясь, провёл необходимую идеологическую обработку. Учитывая привходящие к ней обстоятельства, как тренировки и ружья, я надеялся на положительные результаты. Добивался же я одного — создания из охотников вогулов мощного отряда, вооружённого ружьями, револьверами и миномётами. Подчинённого, естественно, мне. Для этого, каждый из моих учеников после долгих разговоров, пообещал привести на обучение от пяти до десяти надёжных мужчин, своих близких родичей, понимая, что придётся самому их учить и командовать ими. И я не скрывал, что в ближайший год нам всем придётся воевать, не только против демидовских и прочих охранников, возможно, и с башкирскими ордами.

Ещё я разыграл у вечернего костра небольшой спектакль, признавшись своим ученикам, что бог даёт мне откровенное видение будущего. Немного рассказал о предстоящем в этом году, не летом, так осенью, восстании Пугачёва. Рассказал, что к яицким казакам примкнут башкиры, татары, черемисы и другие племена. О том, что вожак восстания объявит себя Петром Третьим, пообещает всем крепостным дать волю, о том, что восстание доберётся до наших мест. О том, как отряды пугачёвцев будут грабить, вешать, жечь и насиловать. Как восстание будет разбито, а его участников уже правительственные войска и демидовские прихвостни начнут, в свою очередь, вешать, жечь, насиловать. Закончил своё пророчество я так,

— Если вы поверите мне, то у нас будет сильный отряд, способный отбиться от любой банды и защитить ваши селения. Захотите уйти к Пугачёву, держать не стану, но помогать не буду и оружия не дам. Если мы справимся и переживём эту беду, есть у меня сокровенные слова для многих. Открыть вам их не могу, но, запомните, что ведомо мне, как пройти в страну Беловодье. Слушайте людей и думайте, тех, кто чист сердцем и крепок духом, привечайте. Ибо нет в Беловодье различий между вогулами и башкирами, русскими и татарами, все равны, нет крепостных и помещиков, солдат и чиновников. Но, путь туда откроется не всем, будет трудным и долгим. Аминь.

На Валентину после этого спектакля было грустно смотреть, настолько она испугалась. Чтобы её успокоить, мне пришлось уже отдельно, в нашей палатке, провести с ней дополнительную беседу в продолжение спектакля. Тут оказалось легче, ибо мои слова подкреплялись приятными дополнениями в виде поцелуев и других супружеских действий. К счастью, у меня хватило ума подстраховаться и провести это выступление за неделю до прибытия в селение. Весь оставшийся путь проходил в бурных спорах и вопросах моих юных спутников. Меня пытались поймать на противоречиях в моих предсказаниях, на что шёл ясный и твёрдый ответ,

— Что мне господь передал, то и говорю, может, где и забыл.

Много вопросов было о Петре Третьем и обещанной свободе крепостным и приписным крестьянам. Тут я максимально дистанцировался от таких обещаний, не хватало мне ещё обвинений в государственной измене. Думаю, мне удалось твёрдо вбить в головы парней своё отрицательное отношение к предстоящему восстанию, и полное неверие в то, что среди восставших будет Пётр Третий, способный освободить крестьян. Мучила меня совесть, что свою авантюру не согласовал с моими друзьями, но, принципиально от наших планов я не отклонялся. Задачу привлечь вогулов в качестве вооружённого отряда обсуждали вместе с Палычем, тут всё нормально. Не договаривались мы о моей роли мессии, ну, что же, так вышло. Не хочу оставаться даже в Прикамье, опасаясь каждого приезжего чиновника, ждать ареста в любой день. Как там Никита в столице, сказать не могу, но я очень не люблю, когда меня арестовывают.

Поселили нас с Валентиной в гостевой избе, промёрзшей до невозможности, топящейся по-чёрному. Врагу не пожелаю такого гостеприимства, самое обидное, вогулы считали эту ситуацию нормальной. Ну, что же, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Сутки мы протапливали гостевую избу, встав на постой в юрту нашего Егора. Чудом не угорели, не столько от дыма в избе, сколько от вони в юртах, такого опыта в прежней жизни у меня не было. Радовало, что вымерзшая изба гарантировано, будет без клопов и тараканов, всего за сутки я достаточно насмотрелся на этих тварей во многих юртах. Как они там выживали, непонятно. Чтобы не терять попусту натопленный жар, мы с женой отгородили часть избы у очага и даже попарились, впервые за две недели. В пути мы устраивали одну походную баню, вполне достойное мероприятие.