В. Бирюк - Косьбище

Сухан рывком поднял Перуна на ноги. Дед немедленно плюнул ему на сапоги густой смесью слюны и крови. Выразился непечатно, попытался боднуть, завалился. Грузить такого буйного на лошадь — животину жалко. Пешки пойдём — я верхом не умею, Сухана лошади просто боятся. Странно: вроде бы из мужика просто «душу вынули». Всего-то. А в вот лошади и собаки реагируют как на нечто с непривычным и опасным запахом. Я этого не чувствую, но зверью домашнему верю. Никогда не слышал, чтобы от глубокого гипноза у человека менялся запах. Или что живой зомби пахнет не по-человечески. Но это, вроде бы, логично. Похоже, никто этот параметр просто не пытался контролировать. Учёные, факеншит. При всём моём к ним уважении.

Кстати. Об учёных. Два воздухоплавателя сели как-то на воздушный шар и поплыли. По воздуху, естественно, а не покурив то, что вы подумали. Утром, в густом тумане воздушный шар опустился на землю. Где — непонятно. Тут один воздухоплаватель другому такому же и говорит:

– Глянь, там человек по дороге идёт. Сбегай, спроси — куда это мы попали.

Посланный сбегал, спросил, вернулся:

– На математика нарвался.

– Как определил?

– Он сказал: Вы находитесь на земле. Ответ абсолютно правильный и абсолютно бесполезный. Чистая математика.

…

Ладно, вставили деду жердь под связанные руки, пошли.

Несломленный, непокорённый… упрямый и безмозглый — с какой стороны смотреть. Тащить его было неудобно — жердь надо держать с двух концов. А я ростом маловат да и весом легковат — как он рванётся — меня сносит. Мои надежды как-то договориться, образумить отставника таяли с каждым шагом. Дед рвался, плевался, матерился… Относительная тишина по маршруту следования установилась только после того, как у меня кончилось терпение: после очередного пассажа и «само-опрокидывания вместе со всеми», я исполнил наш исконно-посконный обряд: «ешь землю, сволочь». Пара горстей «родимой земли» в форме Угрянских суглинков ограничили децибелы по ушам, а попавшаяся на глаза «оглобля ушастая», которую мы упёрли деду чуть ниже затылка, в сочетании с ременной петлёй на шее, позволила ограничиться одним ведущим.

Сухан, выставивший рогатую оглоблю с дедом на конце, как винтовку на изготовку, выступал мерным, чуть ли не строевым шагом, подобно советскому солдатику-конвоиру при сопровождении марширующей колонны немецких пленных по Москве. А я шёл сзади и размышлял. О несправедливости мироустроения.

Вот — боевой офицер, положил всю жизнь свою на служение воинское, исполнения принятой присяги и возложенного долга. Получил местный эквивалент достойной пенсии — нормальное землевладение. И тут, «вдруг, откуда ни возьмись», явился какой-то сопляк, шпендрик плешивый с каким-то «бродячим театром». Типичное «дерьмо жидкое». И теперь «муж ярый», не запятнавший честь свою, отслуживший долгую и беспорочную, бредёт подобно дурному жеребчику в жёстких удилах, с вывернутыми за спину руками, задранной головой и подпёртой рогаткой шеей. Положение безусловно болезненное, безусловно — унизительное. За что?

Таки-да. Но у нас тут… Не тот случай. Две мелочи мелкие: «За Россию и свободу…». Нет тут ни России, ни свободы. Ни по факту, ни даже на уровне идей. И «господин офицер» превращается в цепного пса: «рвать всех, на кого хозяин указал». В «боевого холопа» с главной и единственной целью: «исполнить волю господина своего». Велика ли разница между «воином храбрым» и «холопом верным»? Суть повседневной жизни обоих — исполнение приказа. Даже — ценой жизни, почти всегда — ценой чрезвычайного напряжения, мучений, просто неустроенности и неопределённости.

Классическая формула воинской присяги: «За веру, царя и отечество». Что именно — «за»? Умирать? Убивать?

«За веру» — этот «воин славный» должен меня немедленно убить. Мой атеизм здесь — достаточное основание для смертной казни. Католическая инквизиция никогда не сжигала людей — она просто лишала «упорствующих еретиков» своей заботы. И передавала в руки светских властей. Выход из доминирующей в данном месте и в данное время разновидности христианства, равно как и безбожие, являлись «изменой родине» по светским, не по церковным законам. Ибо у церкви — родины нет. Вот за особо тяжкое светское преступление неверующий или «неправильно» верующий человек и попадал на костёр.

«За царя» — царей здесь нет. Слово «царь» применительно к русскому князю есть скорее оскорбление. Но у всех здешних «боевых офицеров», у каждого — есть свой предводитель. Хозяин, сюзерен, господин. Как у холопа. Один из полусотни, примерно, рюриковичей. Которому данный «боевой офицер» предан. Не вообще, а конкретно вот этому потомку Киевского «робича». Основой службы в средневековье является «культ личности».

Это, господин Грибоедов — ересь, подрыв устоев и вражеская пропаганда. «Делу» служат только церковники. Все остальные служат только конкретному хозяину. «И лично товарищу князю». Даже в Московское время присяга не содержит обещания служить «царю» вообще. Или династии. Только данному поименованному. Максимум — «и сыну моему». Точная цитата:

«Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ [Имя и отчество], Самодержцу Всероссийскому, и ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всероссийского Престола НАСЛЕДНИКУ, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять. ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА государства и земель Его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может…»

Это уже присяга в Российская империя. Ни слова о России, народе, православии. Или хотя бы о правящей семье, доме… Только НАСЛЕДНИК. Хорошо сказано: «права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые». Отберёт его ВЕЛИЧЕСТВО у кого-нибудь «права и преимущества», узаконит своим указом, а мы и рады: «одобрям-с». Всегда, «не щадя живота своего». Согласно присяге.